Там, в гостях

А Тимми смотрел на меня большущими глазами, как бы говоря: «Вот и я в твоем кругу. Не думай, будто я пытаюсь втиснуться в него. И не мечтай прочесть мою нелепую вещицу. В ней нет посыла; не ищи. Я писал ее на скорую руку, урывками, в неподходящие моменты: в перерывы между конторской службой и коктейльными вечеринками. Не спорю, продается на ура. Модная вышла штучка. Просто повезло. Какой тираж? Двадцать тысяч, и, говорят, расходится, как горячие пирожки. Что, впятеро больше, чем добился твой последний роман? Да просто публике нравится такой вот мусор, а не серьезные вещи. Куда мне до тебя! Я даже не рыпаюсь. Свой потолок знаю».

«Ах ты шлюшка, – мысленно сказал я ему. – Впрочем, предсказуемо вышло. Смотрю, со времен Кембриджа ты не изменился. В писатели, значит, подался, как до того – в актеры, художники, композиторы? Вот до чего Англия докатилась. Вот чего ее люди хотят. Созданий вроде тебя. Вот почему я тут, почему скрылся. Думаешь, стану ревновать? Думаешь, вернусь и буду состязаться с тобой в твоей же поганой мелочной игре? Думаешь, мне нужен хоть клочок твоего мира? Лишний раз убеждаюсь в том, как я прав, держась от него подальше».

И все же это фото и обзор весь день не давали мне покоя. Амброзу о них я не сказал ни слова и говорить не собирался. Зато хотел заверить его, как-нибудь не прямо, в том, что я предан ему и его острову. С радостью принимаю такой образ жизни и добровольное изгнание из мира, в котором Тимми продает по двадцать тысяч экземпляров своей писанины.

Вечером, когда мы уже порядочно набрались, я начал:

– Знаешь, Амброз, когда я только приехал на остров, то думал, что не задержусь тут дольше двух-трех недель. Забавно вышло, да?

Амброз молча улыбнулся, не отнимая стакана от губ, и я продолжил:

– Этот образ жизни показался мне сперва чуждым, но на деле я просто не знал, чего хочу… Пока не очутился здесь. Прежде думал, что надо быть в гуще событий, держать руку на пульсе, как говорят. Господи Иисусе! Вот идиот. Я сам изводил себя, хотелось вопить от тревоги, тогда как в душе мне было плевать на происходящее. Шло бы оно все к черту! Зато теперь-то понятно… Знаешь, просто живя тут с тобой, я столько открыл для себя! Ты первый из моих знакомых, кто правда понимает, в чем суть всего.

Прежде я никогда с Амброзом так не говорил. Казалось, еще чуть-чуть, и я ему в любви признаюсь. Но как бы я ни хотел, чтобы сказанное мной было правдой, звучали мои слова неискренне, и это тяготило сильней всего… Пьяный, я все же устыдился, к тому же Амброз по-прежнему хранил молчание. Он и сам явно смутился. Однако остановиться я уже не мог.

– Ты показал мне ужас Англии. Неудивительно, что ты ее так ненавидишь.

– Разница довольно-таки существенная, мой хороший. – Амброз виновато откашлялся. – Ну, между тем, как ее ненавижу я, и тем, как ее ненавидишь ты.

– В чем она, эта разница? – спросил я. Что-то мне в его тоне не нравилось.

– Мне в Англии не место.

– А мне, значит, место?

– Ну…

– Думаешь, во мне есть нечто, чему нужна Англия?

– Я не то имел в виду…

– Думаешь, я тут не счастлив? – В моем голосе зазвучало легкое отчаяние. – А что, я мог бы остаться тут на несколько лет, запросто. Хоть до конца жизни… В чем подвох? Ты мне не веришь?

– Не сомневаюсь, ты веришь в это, душа моя.

– Считаешь, что у меня не выйдет?

– Не выйдет, мой хороший. Надолго тебя не хватит. Не выдержишь.

– Почему же?

Амброз снова молча улыбнулся.

Я почувствовал себя отвергнутым и протрезвел. Конечно, Амброз был совершенно прав, но показывать, как сильно это мне не по душе, я не хотел.

– Что ж, не будем спорить, – как можно беззаботнее сказал я. – Кто из нас не прав, мы все равно не выясним, ведь мне, вообще-то, надо уехать. Вернуться в Лондон, и довольно скоро. Я уже некоторое время подумывал об отъезде.

Амброз хранил молчание.

– Уж коли настроился на какое-то дело, – продолжил я, – то лучше обстряпать его сразу, согласен?

Повисла пауза.

– А вообще, – произнес я медленно, не спеша, – думаю, ничто не помешает мне уехать завтра же.

Уж это-то должно было расшевелить Амброза, но он и словом не возразил. Только пожал легонько плечами.

– Как будет угодно, мой хороший.

От такого безразличия я на миг утратил самоконтроль.

– Амброз, – недоуменно начал я, – тебе что, не… – Я вовремя осекся, чуть было не сказав: «Тебе что, неважно, останусь я или уеду?» – Ты не против, если останешься здесь совсем один, наедине с парнями?

Амброз поднял на меня нежный взгляд, словно упрекая за глупый вопрос.

– Человек всегда один, душа моя. Тебе ли не знать.

Пути назад не было, и на следующий день я стал собираться. Амброз не суетился и помогал. Мой отъезд он воспринял донельзя обыденно, а стоило сказать, что палатку я оставляю, как он лишь мысленно прикинул ее нынешнюю стоимость – с учетом износа – и вычел эти деньги из моего счета.

Рыбацкая лодка, которая должна была отвезти меня в Халкис, задерживалась. Уплыл я только с закатом. Амброз спустился к берегу меня проводить.