Там, в гостях

– При деньгах, это точно… Знаешь, я тут прикинул: а могут они меня усыновить?

– Усыновить тебя? С ума сошел!

– Странности порой случаются, Кристоф. – По лицу Вальдемара расползлась мечтательная и глупая улыбка самоуверенного человека. – Представь, а вдруг я им понравлюсь? Дороти говорит, что у них нет сына. Заранее ведь не знаешь…

– Вальдемар, если они тебя усыновят, ты станешь Дороти братом. Не сможешь жениться на ней. Ты даже в одну постель с ней не ляжешь, иначе это будет инцест.

Он спал с лица.

– Думаешь, нас за это упекут в тюрьму?

– Почему нет?

– Кристоф, ты снова меня разыгрываешь! Я же вижу!

Дороти неожиданно отложила журнал и поднялась с места, как будто ни минутой дольше не могла выносить того, что ее оставили одну. Она открыла дверь купе и улыбнулась как можно милее.

– Смотрю, вы замечательно проводите время!

– Я рассказывал Кристофу о нацистах, – совершенно неубедительно протараторил Вальдемар. Мне же, чтобы нарушить неловкий момент, не оставалось ничего, кроме как пригласить всех назад в купе. Какое-то время мы с Дороти пытались болтать о пустяках, потом сдались и молчали до самого Лондона. Когда пришло время расставаться, над Дороти вновь нависла тень грядущего воссоединения с родными. Вальдемар плелся за ней; он словно подхватил от нее заразу дурных предчувствий, которых, впрочем, сам толком не понимал. Он безвольно следовал за Дороти в мир, грозивший оказаться куда более жестоким, чем он себе представлял. На миг я увидел его глазами родных Дороти: чужак, которому совсем не рады.

На прощание Дороти выдавила радостную улыбку.

– Ну что ж, Кристофер, спасибо за моральную поддержку. Я позвоню тебе, когда мы вернемся в город.

Я стоял и смотрел, как они садятся в такси. Водитель был необычайно доброжелателен: плату взял, как с детей, помог погрузить багаж, а потом, стоило Дороти сказать, что им надо поспеть на Ливерпуль-стрит к определенному времени, дабы не пропустить поезд, улыбнулся и ободряюще кивнул. Когда он отъезжал, я как будто мельком разглядел механизм, плавно и неумолимо уносящий Дороти и Вальдемара в будущее. Что их там ждет?

И если уж на то пошло, что ждет в конце этого jour sans lendemain всех нас?

* * *

(Из моего дневника.)

23 августа. Вчера на одной вечеринке кто-то упомянул, что военно-воздушное министерство считает войну неизбежной и что она продлится лет пятнадцать. На другой вечеринке лысый мужчина из министерства иностранных дел сказал:

– Будь у меня тысяча фунтов – а у меня ее нет, – я бы спокойно ставил на мир.

Куда ни пойдешь, всюду можно услышать оба мнения, и надо определиться, какого из оракулов слушать, иначе мотаться тебе из стороны в сторону. Предпочитаю прислушиваться к доктору Фишу: он считает, что войны не будет; по крайней мере, не будет этой осенью.

Доктор Фиш – уже не тот, что прежде, не уверенный и не категоричный. В Париже он прижился чудесно, даже лучше, чем в Берлине до прихода нацистов. В Лондоне он больше похож на изгнанника: одинокий, потрепанный и бедный еврей. Даже любимая диалектика ему как будто приелась. На мои вопросы он начал было отвечать привычным тоном:

– Нет, ты уж прости меня, Кристофер, это опять-таки неверная формулировка. Вопрос: будет или не будет война – сам по себе относительно поверхностный. Рассматривать его следует только в рамках целостной социально-экономической картины. Первым делом надо проанализировать эту картину ни много ни мало по семи направлениям…

Однако, порассуждав так несколько минут со своим рейнским акцентом (разобрать который доктор сам же не дает, мусоля мундштук трубки), он вдруг потерял интерес к теме. Резко замолчал, едва начав разбирать ее по первому направлению. Сделался рассеянным, грустным, откашлялся и заговорил о чем-то другом.

Нет, надо признать, ситуация сильно ухудшилась. Все настолько серьезно, что я заставлю себя интересоваться происходящим, разбираться в нем шаг за шагом, а не просто таращиться на него в ужасе. Если уж корабль тонет, кто-то должен слать на берег сигналы по радио. Но кому? К В., в Нью-Йорк? Нет, эти на другой волне, сигнала S.O.S. от нас они не услышат. Что ж, остается просто рассылать бюллетени всем подряд, без надежды на помощь, лишь бы сохранить рассудок.

29 августа. Только что вернулся с уик-энда, который провел за городом с Г. Крупная вышла ошибка. Мы поехали аж в самый Кент, лишь бы заняться любовью где-то в трактире, и это придало акту соития поддельную значимость. Пришлось притворяться, соответствовать, делать вид, будто все романтично или хотя бы не скучно. На деле же все удручало, как холодная комната и комковатая постель. Прямо посреди процесса я понял, что пыхчу и постанываю слишком уж громко, из вежливости. Осмелюсь сказать, что и моя пассия, на самом деле очень даже милая, делала то же. Но для того, чтобы признаться, мы слишком плохо знали друг друга.