Там, вдали, за…

Пришлось отпустить обоих с миром. Все, что могли, они сделали. Однако досада как легла на сердце, так и лежала там весь следующий день. «Смотри, ты, какие грамотные! Вода их не интересует, пустоты им подавай! — Мысли у Дурина были раздерганными, бессвязными, бестолковыми. — Из Кельна, видишь ли, им позвонили… авторитет колоссальнейший… А здесь хотя бы телеграмму кто-нибудь прислал!»

И словно накликал Дурин — назавтра же пришла в мэрию срочная телеграмма:

«Отстал поезда зпт высылайте пять тысяч гривен срочно Харьков билет главпочтамт до востребования тчк Фуфлачев». А может быть, телеграмма была вовсе не из Харькова, а из Киева, и не Фуфлачев ее прислал, а кто-то другой, тот же Виктор Степанович, например? Сейчас точно сказать невозможно, а на почте могли что-нибудь и напутать. Они вечно что-нибудь путают, а то и письма теряют. У них все может быть!

А впрочем, телеграмму почтальоны все-таки доставили, даже две телеграммы принесли, причем одна из них была на бланке «Международная».

Одна телеграмма обнадеживала: «Держитесь зпт помощь близка зпт желаю успехов тчк Шелудёв». А вторая — извещала: «Срочно прерываю работу очередным проектом зпт вылетаю любимый Город зпт буду седьмого октября зпт встречайте тчк Навродин».

Между тем, ситуация на Холме начинала выходить из-под контроля. Вдруг прибыл из столицы один важный чин и долго гудел министерским голосом у мэра в кабинете, после чего Аркадий Филиппович срочно отбыл в Москву. Вдруг появилась в газете статья непримиримого Ал. Серебряного, где читалось буквально следующее: «Доколе местные власти будут прятать от глаз общественности все то, что скрывается за забором? Недавно нашему корреспонденту с большим трудом удалось кинуть взгляд на тщательно охраняемую территорию, и вот что он на ней увидел…» И вслед за этим шли триста пронзительных строк с описанием всего увиденного. Расписал Ал. Серебряный так, что прямо держись! Одни сапоги охранника чего стоят!.. Дырку в заборе, понятно, срочно заделали, начальника охраны лишили премии и перевели служить в детский сад, а вот правду о том, что творится на Холме, утаить так и не удалось. Она успела завладеть умами горожан и стала надежным достоянием гласности.

Сначала робко, по одиночке, а потом шумными группами и целыми толпами двинулись на Холм ходоки — лично проверить, не врет ли этот Серебряный, а при возможности и сфотографироваться на фоне пресловутого забора. Срочно переброшенные на Холм дополнительные силы заняли круговую оборону и ближе, чем на сто метров, к Монументу не подпускали, ссылаясь на предписания Гостехнадзора.

— На все божья воля! — крестились истинно верующие. — На человеческих косточках Монумент был воздвигнут. Пока они крепкими были — стоял, а как от времени рассыпаться начали, так сразу опоры лишился.

— Не иначе как угол внутреннего трения во всем виноват: видать, неправильно его рассчитали, — утверждали потомственные атеисты. — Вчера еще ноги были полностью видны, а сегодня забор их уже по щиколотку закрывает.

— В Европейском банке развития надо причину искать, — говорили атеисты не атеисты, верующие не верующие, а в общем, люди искушенные в происках международной закулисы. — А лучше всего это сразу в Страсбург жалобу накатать. Пусть там разбираются!

Вот в такую тревожную обстановку и угодил гений Костя Навродин аккурат восьмого октября, буквально на следующий же день после своего приезда. Дымный осенний ветер гулял над Холмом, и твердело лицо у гения, когда он смотрел на Монумент, и рождались у Кости в голове дерзкие планы по спасению былой славы любимого им Города.

* * *

Утопающий хватается за соломинку, мэр Дурин уцепился за гения Навродина.

— Будем считать, уговорили. Так и быть, тряхну стариной. Послужу родному фатерланду! — сказал гений, выслушав сбивчивый рассказ мэра о Монументе, карстовых пустотах и прорабе Козлове.

— С чего думаете начать, Константин Иванович? — юлил мэр перед гением, наливая ему кофе.

— Нам, арийцам, все равно, с чего… С общественного мнения, естесс! — расслабленно отвечал гений. А вот как именно он это дело начнет, распространяться не торопился. Да мэр особо и не расспрашивал. В Москве ему ясно сказали: в Костины дела не лезь! Навродин — в Городе, вместе с вами? Вот он все за вас и решит. А вам и думать ни о чем не надо.

Решать Костя начал жестко, умно, энергично.

— Значит, так. Мне — машину, пару-тройку помощников попроворней, помещение под офис, это само собой, — говорил он, как диктовал, Дурину. — Вот, пожалуй, и все. Для начала. А дальше будем смотреть по обстоятельствам.

На первый взгляд, обстоятельства складывались вполне удачно: Монумент пока стоял на месте. Правда, осадка у него составляла уже более пяти метров. А вот забор был крепок, как никогда, и охрану здесь по-прежнему не снимали.

— Ничего, метров сорок в запасе у нас еще есть, — говорил умный Павел Иванович из НИИ, все еще регулярно появлявшийся на Холме, хотя бетонных работ там больше не вели и никаких скважин не бурили. — А если еще и угол внутреннего трения не подведет, так Монумент очень даже легко и до Годовщины дотянет!