Там за Гиндукушем

Благословенно знание истинного учения, что вошло в плоть и кровь с опытом жизненным путём эмпирическим, слившееся воедино с плотью и кровью человека, ставшее его сущностью неотъемлемой. Увы, не всем дано прожить жизнь долгую до седых волос в ясном разуме. Гораздо более тех, кто гибнет едва встанет на собственные ноги в вихре страстей и в погоне за призрачными благами. Блажен тот, кто получил эти знания путём сакральным всё и сразу с небес в самое своё сердце. Нет среди избранных свыше тех, кто использовал бы этот небесный дар во вред людям, но все они были гонимы людьми и погибали, в трудах своих, пытаясь образумить безумное человеческое общество!

.................................................

Не было в истории великого и величественного, что не было бы оболгано и осмеяно людьми ничтожными.

 Исторические инсинуации, подогнанные к текущему политическому моменту.

Анекдоты, куплеты, пародии.

"Мона Лиза" Леонардо да Винчи на шоколадных обёртках. "Давид" Микель-Анжело - в полосатых костюмах для плавания на рекламных плакатах модного трикотажа!

У каждого "Цезаря" всегда найдутся собственные "Брут и Кассий"!

Однако, кто без греха? Пусть первым бросит камень!

Собственный жизненный путь всё пытаюсь отразить на бумаге, да слов не хватает. У военного, носившего погоны, особенно из наших, что в "голубых мундирах", так не любимых поэтами и мыслителями, вряд ли когда ангельские крылья вырастут. Остаётся утешиться словами Спасителя: «Не судите, да не судимы будете!». Утешиться? Или спрятаться за этой истиной? Ну, это для тех, кто ещё не окончательно потерял честь и совесть!

Писал, писал… Вроде, складно получалось! Как перечитал, задумался. Нужно проще. Дорого бы дал, чтобы дневник этот попал в руки моих сыновей. Опыт предков никогда не был вреден потомкам!

***

Эту последнюю ночь Александр Георгиевич и Уна провели в спальне под тюлевым пологом в объятиях друг друга.

– Ты меня любишь? – спрашивала Уна.

– Да, – отвечал Александр.

– Что есть «да»? – переспрашивала Уна.

– Люблю, – отвечал Александр.

Через минуту Уна снова спрашивала Александра, любит ли он её. Диалог повторялся без вариаций. Взаимным ласкам не было конца.

– Тебе не больно? – спрашивал Александр.

– Больно, – отвечала Уна.

– Тебя полечить? – спрашивал Александр.

– Лечи, лечи меня! – отвечала Уна и поцелуями закрывала рот любимому.

Под утро, в полном изнеможении, Кунигунда, положив голову на грудь Кудашеву, отдыхая,  рассказала историю своего «воскрешения».

Её рассказ не расходился с изложенным грумом сипаем Музаффаром. За одним исключением: её позвоночник цел и невредим, переломов нет, сотрясение мозга, если и было, то незначительное. В русской больнице Красного креста её быстро привели в чувство.  Пробыла в больнице двое суток. Чувствует себя почти здоровой, но большой синяк на спине ещё держится! Музаффар стал жертвой уличных слухов, так как в больницу его не допустили. Кстати, где он? Вернувшись в Исфахан, Кунигунда не смогла попасть в свой запертый дом с окнами, закрытыми ставнями изнутри. Похоже, там никого не осталось. Да! Телеграмму о смерти из Генерального консульства Великобритании в Тегеране никто не давал. Похоже, эта телеграмма тоже рук фон Пенка!

Кудашев от рассказа о своих собственных злоключениях воздержался. Предупредил: с рассветом должен уехать. Надолго. Обещал не забывать. Но… Правды сказать не посмел. Лгать не стал. Однако, разве можно с любимой и любящей женщиной говорить недомолвками?!

– Кто ты? – спросила Уна.

– Я люблю тебя, – сказал Александр.

Для Кунигунды это признание уже не было ответом на поставленный вопрос. Она решительно поднялась с постели, подошла к окну. Светало. Первый солнечный луч коснулся её волос. Золотым светом запылали волосы вокруг прекрасного лика любимой женщины.

– Господи! – застонал Кудашев. – Уна! Картина кисти гения! Стой там, дай на себя полюбоваться. Ты, словно девственница Артемида, богиня охоты древней Эллады! Я люблю тебя!

В этот момент в соседнем окне вдребезги разлетелось стекло. В спальню влетел увесистый камень.

***

Барон фон Реайнхардт не присутствовал на казни Клауса Пенка, приговорённого к смерти новоизбранным Советом тринадцати почётных граждан немецкой диаспоры Исфахана, короче – просто «Советом тринадцати» во главе с самим фон Реайнхардтом. Клаусу Пенку было предъявлено обвинение – "...при полной потере бдительности утрата совершенно секретных документов, сокрытие факта потери убийством уполномоченного связного из Кенигсберга".  В связи с совершенной секретностью судебной процедуры протокол заседания суда не вёлся. В Кенигсберг ушла короткая справка, за псевдонимом барона «Tiwaz» – «Тюр».  Так в дохристианские времена звали германского бога воинской доблести, сына Одина. В Кенигсберг ушла короткая справка, за псевдонимом барона «Tiwaz» – «Тюр».  Так в дохристианские времена звали германского бога воинской доблести, сына Одина.