Там за Гиндукушем

Холодной ночью Кудашев проснулся от едкого запаха тлеющего в очаге кизяка. Отчаянно болела голова. Не сразу понял, где он и что с ним. Медленно соображал. Явно, не дома. Темень, хоть глаз выколи. Кроме как кизячным дымом, пахнет мокрой верблюжьей шерстью. Верблюд… Да, днём, как будто, на верблюде ехал. Качало, как в шлюпке! А до того? Вспышка в сознании. Вспомнил: выстрел, вставший на дыбы жеребец, перевернувшийся экипаж, беспамятство. Резко встал на ноги, покачнулся. Закружилась голова. Кто-то в темноте дважды проскрипел рифлёным колёсиком зажигалки о кремень. Огонёк заставил на несколько мгновений зажмуриться. Но сознание прояснилось окончательно. Он в палатке кочевника. Чёрный шерстяной полог. Твёрдая постель. Стук капель по тенту. Видно идёт долгожданный осенний дождь.

Позвал:

– Уна! Уна, где ты?!

Открыл глаза.

Перед Кудашевым человек с зажигалкой в руке. Где-то его видел. Синий бурнус, чёрный тюрбан…

Туарег откинул конец чалмы, скрывающий его лицо. Приветствовал Александра Георгиевича на русском:

– Здравствуй, Кудаш-бек! Очнулся? Рад тебя видеть!

Кудашев закрыл лицо двумя руками. Без сил опустился на своё войлочное ложе.

Господи, Боже мой! Закончится ли когда это наваждение? Как говорится, наконец-то встретились в приватной обстановке лицом к лицу!

Снова – Гюль Падишах-Сейид!

Оторвал руки от лица. С трудом преодолел судорогу, на мгновение сковавшую рот. Ответил на приветствие:

– Мир и тебе, Гюль Падишах. Взял меня в плен? Загонщики гнали меня, как волка, в твои сети?! Не мог просто пригласить на разговор?

Алан Фитцджеральд Мак’Лессон не обиделся.  Устало улыбнулся. Сказал как можно мягче:

– Не в первый раз наши пути пересекаются, Кудаш-бек. Не было необходимости встречаться с тобой раньше. Теперь, думаю, наши прежние встречи случайны не были. Сегодня я шёл своей дорогой по своим делам, о тебе не думал. Высшим силам было угодно, чтобы успел помешать разбойнику с большой дороги перерезать твоё горло. Так уж случилось. Я не мог себе позволить не вмешаться. Зато теперь могу предложить тебе место в моей палатке, блюдо плова и пиалу чая! Утром закончится дождь, получишь коня, сможешь уехать по своим делам. Поступай, как знаешь.

Кудашев слушал Гюль Падишаха, с некоторым усилием внимая его словам. Спросил:

– Так я не пленник?

– Ты мой дорогой гость, Кудаш-бек! Нет в этом мире воина, ни из друзей, ни из врагов, который был бы так любезен моему сердцу, как ты. Прошу, раздели со мной хлеб-соль, отдохни. Подумай. Как решишь сам, так и будет.

Кудашев окончательно пришёл в себя. Спросил:

– Где моя женщина? Со мной была молодая англичанка, дочь британского полковника.

– Она погибла, Кудаш-бек. Погибла в бою с оружием в руках. Её не осквернили шакалы, преследовавшие вас. Мы видели их трупы по всему пути от места катастрофы до тракта. Хорошо стреляла. Настоящая амазонка! Мы не смогли взять с собой её тело. Похоронили в горах. Набросали над телом высокий каменный холм…

У Кудашева слёзы шли из глаз потоком без рыданий, без грудных спазмов. Губы шептали:

– Уна, Уна… Смесь лягушонка с белой козочкой… Не богиня охоты Артемида, сама воительница Афина Паллада стояла в бою рядом с тобой в колеснице! Ты защищала меня до последнего патрона, а я не смог удержать лошадей!

Гюль Падишах вышел из палатки, отдал приказание на арабском. Вернулся. Кудашев сидел, скрестив ноги, покачивался, закрыв глаза.

Потом старые знакомые, непонятно, враги ли ещё, друзья ли уже, ужинали, пили чай. Молчали.

По-хорошему молчали. Без злобы, без старых обид. Оба думали.

Думали об одном и том же. И оба знали, о чём именно!

***

В ночь на 5-е мая 1980 года.

Афганистан. Ваханский коридор. Ущелье Кафири.

Тринадцатую ночь со дня десантирования начальник разведгруппы майор Внутренних Войск Александр Георгиевич Найдёнов, военный советник при МВД Демократической Республики Афганистан, провёл в качестве субъекта некоего мистического обряда на скале,  балконом нависшей над пропастью.

В центре площадки – грубо отесанный в форме скамьи камень. Место то ли казни, то ли испытания непонятно на какой предмет. Пятеро с пиками за спиной. На морозном воздухе ещё пахнет жертвенной кровью зарезанного козлёнка. Вокруг Найдёнова скала окроплена кровью.

Кровь и на лбу самого Найдёнова. Старший с пикой постарался, провёл черту.

Кровь, это что? Приманка для зверя или хищной ночной птицы?

Возможно.

Мальчишка, сопровождавший их от кишлака  Кафири агнираширов, зарезавший козлёнка, бежал от места жертвоприношения по скользкой заснеженной тропе со всех ног, как будто за ним гнались!

 Пылающие алые солнечные сполохи на снежных уборах Гиндукуша погасли.

Ночь вступила в свои права.

Медленно, очень медленно тянулось время.

Не было смысла гадать, чего именно ждут эти люди с пиками – то ли конвоиры, то ли новые друзья, нашедшие несчастного советского офицера, замерзающего на горной тропе Гиндукуша в проклятом пуштунами и таджиками ущелье Кафири – ущелье неверных язычников-огнепоклонников агнираширов.

Лучше привести в порядок собственные мысли. Если впереди конец, нужно подвести итог.