Там за Гиндукушем

В другом ином месте подобный наряд в лето немыслим. Но не в Персии, стране гор. А на перевале и вовсе ещё снег лежать может.

Рядом с фурой два всадника в туркменских тельпеках и халатах. При Генеральном консульстве России в Хорасане службу несут. На туркмен в Персии народ внимания не обращает. Персия – не царство, империя. Не случайно монарх именуется не шахом, а шах-ин-шахом – царём царей! Страна многонациональная. При желании можно и с китайцем встретиться.

Маршрут движения уже оговорён: через Эль-Бурсъ перевалом Фирузкух в Прикаспийскую низменность, потом на восток через Казмшехр, Сари, Горган, Минудешт, Боджнурд прямо к порогу каравансарая  на реке Кешефруд! А фура продолжит движение в Генеральное консульство Российской Империи в Хорасане. В Мешхед.

Ехали и не подозревали, что тем же самым путём с точно такими же трудностями и остановками сутками ранее проезжал подполковник Калинин – Иса Муслим-табиб Родоси. И тоже с конечным пунктом путешествия – каравансарай  на реке Кешефруд!

***

Июня, 12 дня 1912 г. Каравансарай на реке Атрек.

От Тегерана до Боджнурда ровно сотня персидских фарасангов или шестьсот тридцать русских почтовых вёрст. Верхом на хорошем коне скорой рысью, не загоняя, можно пройти за шесть дней. Английской рессорной гружёной фуре с доброй четвёркой жеребцов в лучшем случае понадобится девять дней. За восемь дней этот путь могла бы пройти и пара персидских малорослых коней, запряжённых в почти порожний русский старенький фаэтон с одним пассажиром  и крикливым тегеранским возницей на козлах. Плюс ещё  шестьдесят четыре версты. Это ещё полный день от восхода до заката на дорогу от Боджнурда до каравансарая на реке Атрек. Всего десять дней. Не мало. Давно пора в Персии железную дорогу построить!

Калинин в этот срок и предполагал уложиться. Старый «друг» – радикулит –  уже давно не позволял ему ездить верхом. Табибы тоже люди, и человеческие болезни их стороной не обходят.

Проводник Калинина – хазареец на хорошем гнедом жеребце с белой грудью и белым «носочком» на правой передней ноге от копыта до колена. Ему такая езда не по сердцу. Но душу греет надежда, наконец-то, получить заработанные им у табиба не только свои сто пятьдесят туманов, но и ещё десять за охрану врачевателя. Правда, придётся его сопроводить и назад в Тегеран. Ничего. Работа для мужчины. Лучше, чем ковырять землю или пасти коз!

Фора в сутки, волею обстоятельств полученная Калининым, позволила ему держаться от преследовавшего его в полном неведении Кудашева, почти в течение всего времени, проведённого в дороге. В ворота каравансарая на реке Атрек фаэтон Калинина, дважды побывавший за дорогу в ремонте, въехал, опередив фуру с Кудашевым, лишь на час.

Нашим путникам повезло. Калинину пришлось несколько времени постоять у ворот, выпуская пару-тройку последних из сотни верблюдов каравана, направляющегося из Герата в Тебриз.  Просторный двор каравансарая спешно убирался от следов пребывания «кораблей пустыни».

Крытые навесы конюшен были пусты. Для фаэтона нашлось место под крышей.

Вовремя подвернулся бродячий кузнец-цыган, взявшийся перековать лопнувшую рессору.

Калинина вышел встречать сам Карасакал – Караджа-батыр.

Туркменский грубого домотканого шёлка халат цвета гранатовых зёрен, русские офицерские сапоги, чёрный тельпек. За цветным платком, завязанным афшарским сложным узлом на поясе, оружие: туркменский нож-пичак с рукояткой из верблюжьей цевки в серебряных ножнах. Немецкий десятизарядный маузер в деревянной кобуре на длинном ремне через плечо.

Отросшая смоляная расчёсанная надвое борода, давшая в своё время курбаши новое имя - Карасакал. Орлиный взгляд чёрных глаз.

На что хазареец считал себя воином, но взгляда Карасакала не выдержал, опустил глаза, сказал свой «салам», поклонился, как хану. Действительно, Карасакал чувствовал себя хозяином не только каравансарая, но хозяином положения!

С первых же шагов по широкому двору каравансарая, благоухающего верблюжьим навозом, направляясь к дому, на крыльцо которого вышел его хозяин, Калинин почувствовал, что его работа с группой лёгкой не будет.

На Иса Муслим-табиб Родоси Карасакал смотрел свысока. Так, как смотрел бы на базарного лекаря, зарабатывающего свой хлеб довольно грязной работой! Было ясно, Карасакал – на своей земле. Ему не нужен ни Калинин, ни русский Генеральный Штаб с его задачами и планами в Персии.

Калинин забыл об усталости, о своём радикулите, о голоде и мучившем его последние десять вёрст желании растянуться во весь рост у огня под тёплым ватным одеялом.

В Калинине медленно, но верно начинала закипать злоба. Та злоба, что в Маньчжурии заставляла его в беспамятстве собственными руками в кровь уродовать самураев, предпочитавших смерть сотрудничеству с русской контрразведкой.

С трудом заставил себя произнести слова приветствия:

– Ассалам алейкум, дорогой Караджа-батыр!

– Салам, салам, – небрежно бросил Карасакал. Сделал вид, что не видит протянутых для рукопожатия рук. Оглянулся на своих слуг: