Подумалось, что мне в нынешней ситуации, наверное, было немного легче, чем Наташе. Все дело в том, что я уже много лет, сам того особо не сознавая, убедил себя в том, что мир действительно постоянно меняется, просто мы умудряемся этого не замечать. Как? Да очень просто, достаточно лишь быть внимательным долгое время, не просто «здесь и сейчас», а постоянно отслеживать состояние мира вокруг.
Все началось еще в школьные годы, когда время тянулось так медленно, что, казалось, от утра и до вечера летнего дня успевает пройти как минимум неделя. Впрочем, школьные дни тоже тянулись очень и очень долго. Каждый учебный день я вместе с другими школьниками сквозь темный и холодный утренний космос брел в школу. Это сейчас я могу пройти этот маршрут буквально за шесть-восемь минут, а в детстве мне казалось, что он тянется едва ли не бесконечно. Скрасить путь помогали самые разные привычки и поверья – не наступать на трещинки в асфальте, не проходить под столбами линии электропередач, всегда проводить пальцем по металлическим перилам маленького мостика через ручей, ощущая пальцем четыре зарубки: две – в начале моста и две – в конце. Где-то между третьим и четвертым классом их стало шесть. Я прекрасно помню этот день. Еще вчера мир был таким незыблемым и вдруг изменился. Перила остались старые, никакого ремонта не было, просто вдруг зарубок стало больше. А потом, спустя еще какое-то время, их почему-то осталось всего две. Я спокойно фиксировал изменения мира, чувствуя причастность к какому-то чуду, при этом головой я понимал, что сказать об этом никому нельзя: меня просто не поймут, высмеют или даже хуже.
Так было со многими вещами, казавшимися менее внимательным людям стабильными и неизменными. Лишняя ступенька на станции метро «Балтийская», поменявшая высоту граффити в одном из дворов на Петроградке, меняющиеся шрифты привычных и много раз прочитанных табличек. Все изменения мира происходят слишком медленно и слишком постепенно для обычных людей, увлеченных работой или бытовыми проблемами.
Знаете, бывает, когда вы возвращаетесь в место, где не были много лет, появляется странное ощущение. Головой вы понимаете, что вроде как все осталось на прежних местах, а внутреннее чутье кричит о том, как сильно все поменялось. Не те расстояния, не такие надписи, другие растения. Мир меняется, правда, очень медленно, сейчас же он начал торопиться, нестись вперед с огромной скоростью.
Наташа успокоилась. Она пару раз щелкнула музей на телефон, и мы пошли домой. К несчастью, вечер еще только начинался.
Кстати, о ступеньке. Я слышал эту историю кучу раз, наш линейный редактор Сэм, переехавший в Питер из Москвы, на каждой затянувшейся пьянке рассказывал ее. И то ли потому, что он был действительно классным рассказчиком, то ли настроение каждый раз оказывалось соответствующим, но слушали мы внимательно, не перебивали и не пытались шутить. Звучала эта история примерно так: «Я тут где-то на днях переехал в другую плоскость реальности. Да, те, кто тут давно, те, наверное, помнят, что вместо того, чтобы говорить „в реальности то-то и то-то“, я обычно говорил с уточнением – „в текущей плоскости реальности“. Сейчас как-то забиваю обычно.
То, что по дороге из магазина я пронаблюдал дважды чрезвычайно низко пролетающий лайнер, чего обычно не бывало, – это мелочи и легко объяснимо. Мало ли что там в Домодедове за аврал, мало ли на какой запасной эшелон самолеты назначили – может, предусмотрены и такие, что почти фильм Мамору Осии получается. То, что в заначке на запасной карточке обнаружилось тысячи на полторы больше, чем я помнил, – вообще не аргумент, я деньги в принципе считать не умею. Но вот ступенька! Ступенька – это аргумент.
Гранитный кирпич с полметра длиной, один из многих, из которых сложена лестница, ведущая из подземного перехода, в который выходит моя станция метро. Второй справа в самой верхней ступеньке. Все время, сколько я помню, а это без малого двадцать два года, он выступал вперед, выбиваясь из ряда прочих. Прилично так, пальца на полтора. И я, со своим обсессивно-компульсивным синдромом, считал его как бы “несчастливым” и старался не наступать – ставил ногу на соседний слева или справа. На днях поднимаюсь, по привычке смотрю, чтобы не поставить на него ногу, и вижу – он не выступает больше. Порадовался – думаю, подпилили его, наверное, коммунальщики в рамках весеннего субботника. Потом дома сидел, забыл про него. Сегодня поднимаюсь снова – вижу, вспомнил. Присматриваюсь – нет, не подпиливал его никто. Нет никаких следов свежей обработки. Просто он всегда так стоял. Ровно заподлицо с соседними.