Там, за зорями. Пять лет спустя

И почти сразу поняла, чем же вызвано столь игривое состояние мужчины. От него пахло спиртным. Он не был пьян, но рюмку-другую водки или коньяка успел пропустить. Пьяным Дороша Злата видела всего два раза. И было это давно. Еще в начале их отношений. Впервые, когда она вернулась из Минска и застала его пьющим у нее на крыльце. Тогда бушевала гроза и в душе мужчины, кажется, тоже. Он приревновал ее тогда к Лешке и говорил ужасные слова… Второй раз это было у нее на свадьбе, и те мгновения Злата и вовсе не хотела вспоминать. Сегодня это было в третий раз, и что это могло повлечь за собой, девушка не знала. Правда, сейчас он был не то чтобы пьян…

— Нет, не возражала. Я пообещала вернуться через час!

— Ну уж нет, так скоро я тебя не отпущу!

Удивленно вскинутые брови Златы были ему ответом. Такой резкий переход не мог не удивлять и не озадачивать. Дорош вел себя сейчас так, как будто не было всех этих прошедших месяцев, ссор, резких слов, холодного отношения, обвинений и безразличия. Он вел себя так, как будто они просто не виделись несколько недель, расставшись после очередного жаркого свидания, и предлагал ей вести себя так же… Это было как будто какой-то игрой, правил которой Полянская не знала, но быстро улавливала подсказки. Это было чем-то вроде побега от реальности, самообманом, и этот летний вечер, пронизанный ароматом липы, и сиреневые сумерки, и взгляды, и улыбки мужчины — все было как будто под стать, и все было неправильным. Злата Юрьевна Полянская была не из тех, бегающих от реальности. К тому же существовала Ульяша, и если Виталя мог так просто забыть об этом, Злата только об этом и думала. Поэтому правила его игры были неприемлемы для нее. Сейчас, как никогда, ей хотелось стабильности и определенности. Как и любой нормальной женщине.

— Ну, рассказывай, как дела? — спросил он, скрывшись за цветастой ширмой, разделяющей маленькую кухоньку надвое.

— Надо подумать, о каких делах ты спрашиваешь и что тебе действительно интересно! — парировала она.

— Мне все интересно! Я знаю, ты ведь диплом получила, окончив Университет культуры… — Да, теперь я дипломированный артист и горжусь этим!

— Поздравляю! Дорош вышел из-за ширмы и поставил на стол бутылку шампанского и два фужера. — Думаю, это дело стоит отметить? Тебе можно или ты кормишь Ульяну?

— Нет, не кормлю… Я очень хотела кормить подольше грудью, но на деле получилось всего несколько недель. В Минске, как бы мы ни старались и ни планировали, ритм был настолько сумасшедшим, что ничего не вышло. Бусина хотела кушать куда чаще, чем я могла вырваться из аудитории или с репетиции. К тому же стоило мне появиться в Минске — и тут же поступили предложения организовать встречи с читателями, дать интервью, принять участие в какой-то программе. В итоге мы решили: нечего издеваться над ребенком, и перешли на искусственное вскармливание. Мамуля моя, конечно, расстроилась, но что поделать?

— А мы — это кто? — Виталя поставил на стол бутылку и, исчезнув на мгновение за ширмой, вернулся оттуда с вазой, наполненной фруктами.

— А мы — это я и Ирина Леонидовна. Мой директор и вообще очень дорогой мне человек. Она юрист и жена Лешкиного отца. Кажется, ты спрашивал об этом уже, и я тебе говорила.

— Правда?

— Да.

— Не помню. А как поживает твой муж? Вы виделись в Минске?

— Нет, мы не виделись. Да и зачем?

Злата не стала говорить Дорошу об огромном букете белых роз и дизайнерском наборе серебряных столовых принадлежностей для ребенка, которые Леша прислал, когда она приехала в Минск. А потом еще и о букете ромашек после концерта в университете, на котором Блотский был и ушел, предпочитая остаться незамеченным, а букет передал через Ирину Леонидовну. Все это Витале незачем было знать. Это было неважным и не имело отношения к ним…

— У Леши своя жизнь, и личная в том числе. Неделю назад он уехал в Крым на гастроли и взял с собой Маняшу.

— Ты могла бы поехать с ними, если бы…

— Ты прекрасно знаешь, я ни о чем не жалею!

— Знаю! Но тебе ведь нелегко все это…