Там, за зорями. Пять лет спустя

По пути девушка хотела было поставить на плиту чайник, но воды в ведре не было. Наносив дров, Полянская тут же растопила грубки в обеих комнатах и вышла на переднее крыльцо, чтобы проверить ребенка, а потом отправилась носить воду.

— Баб Маня, а Маськи что же к вам не заходят? — спросила девушка, поставив на плиту чайник и скинув телогрейку.

— Дак няма ix, Златуля. Каб яны тут былі, я б наказала Нінай, яны б прыйшлі і вады мне нацягалі, і дроў, а так няма. З'ехалі яны на Унорыцу. Там ім хату добрую ад калгаса далі. Ён жа работая, ды і яе абяцалі ўзяць на работу. 1х жа з хаты дачніца выселіла. Кажа, сама будзе цяпер там жыць і агарод садзіць! Не вельмі яны хацелі з'язджаць адсюль, да што ж рабіць? Зіма ідзе, трэба дзесь прытуліцца! Да і скока можна боўтацца па чужым хатам? Пара ўжо на старасці і свой вугал мець! Толькі як мы тут без ix… — тяжко вздохнула старушка и, обхватив себя руками, склонилась к коленям.

— Но неужели никто не мог бы пустить их хоть на зиму в пустующий дом? — спросила девушка, осознавая, как трудно будет сейчас одиноким бабулькам без помощи этой парочки.

— А хто пусціць, Златуля? Каму чужыя ў хаце трэба? Захламляць, засруць за зіму, а тады выграбай за імі. А то яшчэ і спаляць… Не, паехалі яны на Унорыцу, сабачку толькі пакінулі свайго Дуньцы, а яна сама збіраецца ў ЛІіду, не будзе тут ужо ў гэтым годзе зімаваць! I Арышу забрала дачка. Слабая яна зусім стала. Почкі баляць. Як ты паехала ў Мінск, Дунька скорую ёй вызывала. Забралі ў бальніцу, а тады Фаінка прыехала і забрала яе да сябе. Старая яна зусім, ужо не можа сама сябе абслужваць! I я не магу. Во, бач, ужо зусім нікуды нягодная стала. А зіма ідзе. Хто мяне тут глядзець будзе? Памру я, мая ўнучачка! Ды ўжо б скарэй. Няможна ж такой болі цярпець… — старушка закашлялась и утерла уголком платочка слезящиеся глаза.

Злата почувствовала, как жалость и беспомощность сдавливают горло, а глаза щиплет от слез.

— Баб Маня, может, скорую вызвать? — спросила девушка после минутного молчания, сглотнув ком и справившись с собой.

— Дык а што зробіць тая скорая? Дай хіба паедуць яны к бабе васьмідзесяцігадовай? Дзеўкі мае доктарку нашу з амбу латорыі вызывалі, а які толк з яе? Выпісала мне таго «Дзіклаберла», так мне Люда мая і без яе яго купляла. А ў мяне жалудак баліць ад іх, і ў роце сушыць страшна. Да і не дапамагаюць яны мне ўжо. Вось ваша Валя казала, каб блакаду ў плячу зрабіць, адразу б стала лягчэй. Толькі трэба ж лекі для гэтага купіць, а хто ix мне купіць? Сын прыедзе толькі первага дзекабра. Люда мая ў Маскве, Таня дзяцей глядзіць, а ў Галі ў самой дома гора… А ці я ім патрэбна са сваімі балезнямі? У ix i без мяне гора хватае…

— Баб Маня, тогда, может, я маме позвоню, пусть она купит лекарства, а Виталю попрошу, он съездит, заберет. Если вы говорите, что поможет, тетя Валя сделает вам блокаду, тогда уж можно и рискнуть, главное, чтобы на пользу. Заодно скажу ему, чтоб и от желудка что-нибудь купил. А пока давайте я чаю сделаю, и мы с вами попьем, согреемся!

— Пазвані, мая ўнучачка, пазвані, дык Валя тады ўвечары прыйдзе, зробіць, мо трохі лягчэй стане, а то я ўжо і не перажыву яшчэ адной такой ночы. Гэта ж так баліць… Як будта суставы адно аб адно труцца… Дай бог табе і дзеткам тваім, родная мая, здароўя і шчасця на доўгія годы. Я толькі сёння з рання думала, мо Златуля прыедзе да зайдзя да мяне… А мо ты кофа будзеш? Праўда, без малака, няма малака, я Ніне казала, як будзе ісці да аўталаўкі, каб зайшла, дам грошы, хай бы купіла і малака, і хлеба, ды яшчэ чаго. У мяне ж яшчэ тут курва тэта, кошка мая, карміць нада чым-та, а мне нічога не трэба, нічога не лезя. Учора неяк зварыла вон у чугунку супа, так і стаіць, курам трэба выкінуць…

— Я сама схожу к автолавке и куплю все, что надо! — сказала девушка и, услышав свисток закипающего чайника, отправилась на веранду.

Чашки на столе были грязными, заляпанными, с остатками сахара на дне и налетом чая по краям. Злата хотела было просто сполоснуть их, но, так и не рискнув воспользоваться ими, полезла в шкафчик.

На столе стояли чашки, бывшие в обиходе, а в шкафчике хранились чистые, которыми редко пользовались, разве что когда гости приходили. Ополоснув ложки и заварив чай, девушка тщательно вытерла обеденный стол у окна и перенесла туда полные чашки.

— Златулечка, паглядзі там, у халадзільніку на полцы тварог быў. Яшчэ Люда прывозіла. Я адкрыла заўчора, да так і не адоляла яго! — попросила старушка, с трудом переместившись с дивана на стул у стола, и пододвинула к себе чашку с чаем.

Полянская заглянула в холодильник и извлекла оттуда глиняную миску с творогом. Поставив ее на стол, Злата села и пододвинула к себе чашку с чаем. — Во, бач, як баба цябе угашчая! Асунулась зусім… Яшчэ як Люда мая была, нічога было. А як паехала яна, усё, канец, прапала я. Ты ж ведаеш, Златуля, яна і поварам у мяне была, і лекарам, і хазяйкай. Я ўжо ў гэтым годзе нікуды не годная была… А зараз во і зусім…