Там, за зорями. Пять лет спустя

— Злат, да просто баба Маня заболела совсем. Она еще с лета, если помнишь, жаловалась на боли в суставах, а сейчас, мне баб Валя говорила — она ходила делать ей уколы — совсем ей худо стало. Скрутило ее… Вот она и не поехала, ну а без нее, конечно же, баба Нина и баба Валя тоже не поехали!

— А врач был у нее? — тут же забеспокоилась девушка. — Кто-то из детей здесь, с ней?

— Я не знаю, Злата! Но наверное! — весьма убедительно кивнула Катерина, придерживая Маняшу, которая норовила оказаться на краю сиденья.

Приехав в Горновку, они простились с Катериной у калитки. Подружка, может быть, и не поехала бы с ними, если бы не куры, которых родители развели на даче, а теперь приходилось находить возможность и ездить на дачу каждый день, чтобы кормить живность. Дорош помог Злате перенести в дом детей и, пока она раздевала их, сонных, и укладывала в постель, внес в дом все цветы и подарки, которые они забрали из ресторана.

…Когда Злата вышла из детской, на старых настенных часах было почти два ночи. Время позднее, а спать не хотелось вообще. Последнюю неделю в Минске, репетируя и допоздна засиживаясь с ребятами, она привыкла ложиться, когда переваливало далеко за полночь. И сейчас ей тоже не спалось. Усталость, безусловно, чувствовалась. Последняя неделя перед первым сольным концертом была не из легких, но эмоции, все еще бурлившие в ней, искали выход. Злата расставила в вазы привезенные из ресторана цветы, потом в ванной перед зеркалом долго смывала макияж, вынимала шпильки из волос и собирала их в косу. Потом прошла на кухню и остановилась, прислонясь плечом к дверному косяку.

Виталя сидел за маленьким столиком, скинув пиджак, ослабив узел галстука и закатав рукава рубашки. Перед ним стояла початая бутылка водки, рюмка и блюдечко с нарезанным лимоном. Ей очень хотелось заговорить, спросить о концерте, исполнении, постановке. Злате просто хотелось поговорить с ним. Или помолчать, присесть к нему на колени, прижаться щекой к его виску, вдохнуть его аромат и просто насладиться его близким присутствием. Она действительно соскучилась. Она всегда скучала…

— Что? — спросил Виталя, перехватив устремленный на него взгляд. — Пью за твое здоровье и твой успех! Надеюсь, ты не против?

— Нет, не против! — спокойно отозвалась она.

— Присоединяйся! — небрежным взмахом руки пригласил он. Но Злата не сдвинулась с места.

— Ты же знаешь, я водку не пью!

— Ничего другого предложить не могу. Папуля твой, когда был здесь в последний раз, вино, которое стояло в холодильнике, выпил на похмелье!

— А тебе разве завтра не на работу?

— На работу! И что? Не начинай, золотая моя, ладно?

— Ладно, не буду портить тебе удовольствие! Хотя я, конечно, несколько иначе представляла наш сегодняшний вечер! — не в состоянии скрыть обиду, произнесла она и отошла.

— Я тоже, — отозвался он ей вслед, но она даже не обернулась, направившись к входной двери.

На улице, зябко ежась, Полянская глубоко вдохнула сырой холодный воздух и на мгновение закрыла глаза. Она не могла сказать, как и когда возникло между ними это больно ранящее отчуждение, но с каждым днем оно становилось все отчетливее, и Злате становилось страшно. Она не понимала, почему Виталя так ведет себя, как не понимала, в чем ее вина. Но за что-то он все же наказывал ее своими показными холодностью и пренебрежением. Она мечтала разделить с ним свой мир, и когда год назад он остался с ними, девушке казалось, все возможно и впереди их ждет безоблачное счастье. Но все оказалось куда сложнее, а думать об этом не было сил.

Постояв немного во дворе, Полянская вышла за калитку и отправилась к Катерине, подозревая, что та вряд ли спит, скорее всего, топит грубку, потому что в хате холодно и сыро, греет чай и сидит у огня, не зажигая свет, вслушивается иногда в тишину, обступающую со всех сторон, и, задумавшись о чем-то своем, вздыхает. Нет, Злата не собиралась сейчас обсуждать с Катей свои проблемы с Виталей. Ей просто хотелось поговорить о концерте, хотелось обсудить каждую мелочь, разложить по мгновениям и секундам. Она знала отношение Катерины ко всему тому, что она делала. И понимала: подружка и соседка сейчас — единственный человек, с кем можно говорить хоть до утра и смеяться, вспоминая и снова переживая испытанный восторг и радость, и дать выход эмоциям!

Глава 25

— Привет, твой уехал на работу? — не разуваясь и не снимая куртки, понизив голос, спросила Катя, заглядывая на кухню, где Злата кормила Ульяну.

Полянская, не услышав, как она вошла, резко обернулась.

— Привет, Кать! — улыбнулась она. — Давай, заходи, кофе выпьем с тобой, вот только закончу Ульяшу кормить. Слушай, может, ты пока похозяйничаешь сама? Включи чайник. Я утром чуть глаза разлепила. Мы ж с тобой, наверное, часов в пять легли?