Там, за зорями. Пять лет спустя

— Нет, я сейчас, когда за Машей езжу в школу, захожу в магазин у них там, в деревне, если мне что-то понадобится, а вообще езжу в город, там большой супермаркет открыли, есть все, что душе угодно. Мы в основном только там и закупаемся. А что случилось? Было что-то хорошее сегодня в автолавке? — спросила Злата, пытаясь держаться прежнего непринужденного тона.

— Ды свiнiну прывозiлi, харошую такую. Сала з мясам i не дарагую. Я сабе ладны такi кусок узяла, кiлаграм на пяць. Раздзялю, сала засалю. Мне хоць i нельга яго есцi, але ж другi раз хочацца. А мяса ў халадзiльнiк палажу. Калi баршча зварыць будзе, а мо перакручу на фарш, калi катленiцу якую спекцi.

— А мы как-то свинину и не покупаем. Только, когда родители тут, папенька без яичницы с салом утро не начинает, а так я курицу покупаю. Машка любит бульончик, да и отбивные тоже…

— А у мяне кура ўжо месяц ляжыць. Да толькi каму мне гатовiць зараз? Гэта ўлетку, як дачка з сям'ёй была тут, а зараз… Ранiцай кофа з чым-небудзь вып'ю i так да вечара… А то калi бульбы ў грубе зжару цi кашы звару… Адной не ядзiцца, ложку, другую з'ем i сабаку цi курам аддаю. Шчас добра жыць на свеце, Златуля. Грошы кожны месяц дадому носяць i ў магазiнах ёсць ўсё. Каб толькi елась. Зараз бы жыць i жыць, а сiл няма. Здароўя падводзiць. Сорак гадоў кароў даiушы, якоя здароўя будзе? Толькi б вайны не было! Як пабачу па тэлявiзару, што на свеце робiцца, страшна становiцца. Не за сябе, за дзяцей, унукаў… А як успомню, як мы раслi i што елi.. Калi раён наш асвабадзiлi ад немцаў, мы ад партiзан з лесу выйшлi, а дзярэўнi няма, немцы ж спалiлi. А дзявацца няма куды. Бацька дзесьцi на вайне, а нас у маткi шасцёра. Зрабiлi зямлянку i жылi ў ёй, а там было поуна тараканаў, блох, мышэй, вужэй. Матка прыносiла на ноч саломы, мы пад галаву сцялiлi што было, штоб у вушы не калола, i так во спалi, а ураннi яна выносiла ўсё… А возле землянкi ў нас трохi проса расло, увосень яго зжалi i мы ўсёй кучай на вулiцы спалi, панакрыемся хто чым, а ўранку падымаемся, а кругом iней… Мы потым з маёй пакойнай сястрой часта ўспамiналi, як тады жылi, як не памерлi, да, мабыць, ужо тады здароўя i падарвалi..

То, что рассказывала баба Маня, просто не укладывалось в голове. О тех ужасах военного и послевоенного времени, которое они пережили, Злата слышала не единожды. Когда-то еще в детстве ей о них рассказывала прабабка, эти рассказы тоже пугали Злату, но тогда, будучи очень маленькой, она не могла постичь всю их глубину и трагизм. А вот сейчас, слушая бабу Маню, она не представляла, как они смогли тогда все это пережить, как их мать одна смогла поднять всех, да еще и прожить до девяноста лет. Сейчас в это трудно было поверить, а представить себя на их месте — еще сложнее. Да, человек — такое создание, способное вынести многое, но как пройти и не сломаться, остаться человеком, сохранить сердце, не растерять веру и доброту, не обозлиться, Полянская не знала. Она только понимала, то поколение, ее прабабки и бабушки тоже, выстоявшее перед смертью, голодом, холодом, нищетой и войной и не потерявшее человечности, оно особенное. Те суровые времена закалили людей.

Теперь Злата осознавала, что таких людей становится все меньше, и случись что — мало кто просто так, бескорыстно, совершит подвиг во имя Родины. Сейчас все больше были за себя и сами по себе, а это не способствовало укреплению и сплочению перед лицом любой опасности. Они еще немного посидели с бабой Маней, поговорили, а потом старушка отправилась к бабе Нине.

Злата немного проводила ее и снова вернулась в беседку. Попробовала было снова резать яблоки, но не смогла. Бросив нож на стол, девушка закрыла лицо руками.

Не могла она так больше жить. Сил не было бороться с собой, с тайной надеждой ожидая телефонного звонка, выглядывать ночью в окно, надеясь увидеть Виталю. Полянская пыталась, честно пыталась все забыть, но и жить, как прежде, не могла. Она тянулась к нему обеими руками, до боли в сердце мечтая увидеть его, коснуться и вместе с тем содрогаясь от собственных желаний, готова была бежать от всего хоть на край земли.

Что-то неясное, не оформившееся в какую-то конкретную мысль тревожило ее, лишало покоя, подтачивало изнутри. Злата зажмурилась, пытаясь сдержать слезы отчаяния, но они все равно выкатились из-за плотно сжатых век и покатились по щекам. Подтянув к груди колени, она обхватила их руками и уткнулась лбом. Она плакала, горько, со всхлипами, как ребенок, и не могла остановиться. Девушка хотела быть с Виталей и, понимая, что этого не будет никогда, плакала еще сильнее, еще горше. Ворвавшись в ее жизнь, Дорош снова причинял боль, снова заставлял плакать, а она предвидела это, знала, что так будет. За ту грешную, украденную любовь, что была между ними, приходилось платить высокую цену.

Она долго не могла успокоиться, сидя в тени виноградника, а потом взяла телефон и написала: «С днем рождения!». Но ответа не последовало. Виталя не позвонил и не написал. И не пришел. А она сидела на лавочке у дома, кутаясь в шаль, пока над лесом не занялся рассвет.

Глава 13