Там, за зорями. Пять лет спустя

И вот теперь случилось что-то, что Полянская не могла или не хотела рассказать ему. Боялась или не решалась, неважно, но Блотский вдруг почувствовал страх… Внимательнее присмотревшись к жене, он как будто только сейчас увидел, какой осунувшейся, потерянной и уставшей она стала. Какими огромными кажутся и без того большие глаза и каким отрешенным делается взгляд. Ему бы подойти, взять ее за руки, усадить рядом и, глядя в глаза, просто спросить: «Что с тобой случилось, девочка моя?» Но он не спросил, впервые испугавшись того, что может услышать.

Поэтому, когда из Минска позвонили ребята-музыканты и предложили отработать в ночном клубе парочку концертов, он, не задумываясь, решил ехать. Почему-то показалось в тот момент, что все это пройдет. Вот вернется он из Минска — и все будет, как прежде. Впервые Леша Блотский смалодушничал, а тревога, поселившаяся в душе, не отпускала.

В Минске он пытался уверить себя, что все это ему только показалось. Он звонил домой, разговаривал с женой, вздыхал с облегчением, слыша ее голос, но беспокойство и ощущение неотвратимости чего-то страшного, надвигающегося на него, не покидали.

Злата с облегчением вздохнула, когда Леша неожиданно отбыл в Минск. Эти несколько дней были лишь временной передышкой для нее, но и этому девушка была рада. Лежа ночами без сна, она составляла в голове слова в предложения, которыми должна была сказать мужу правду. Она пыталась найти и подобрать такие слова, которые смогли бы смягчить удар, но ничего не получалось. Как бы она ни сказала, сути это не меняло. Но жить в таком напряжении Злата больше не могла, твердо решив, что, как только муж вернется из Минска, она все ему расскажет.

Между тем жизнь в деревне продолжала свое плавное течение. Безмолвие октября окутало землю. Оно воцарилось в лесах, проводив в теплые края птиц, заставило спрятаться сверчков и букашек, копошившихся в траве. И только почти неслышный шелест листвы нарушал эту звенящую октябрьскую тишину. Лишь иногда тихонько тенькала синица и замолкала, да каркала ворона, испуганная кем-то. Высоко в небе кружился ястреб, высматривая добычу. Голубоватая дымка стелилась по вспаханным полям, окутывая леса, убранные в позолоту осени. Солнышко, все еще яркое, припекало легонько, не по-октябрьски, но то уныние, предвещающее скорый приход зимы, уже ощущалось в природе. В полуденном воздухе, поддаваясь обманчивому теплу, все еще кружили пчелы и мухи, атакуя кусты сиреневых цветов, росших в палисадниках и у заборов. Эти цветы уж неизвестно чем привлекали и бабочек с нарисованными «глазками» на крылышках, которые, замерев на цветах, представляли собой удивительное зрелище. Прилетающий иногда прохладный ветер все срывал и срывал с деревьев листья и гнал куда-то по земле. И лишь иногда это безлюдное октябрьское безмолвие нарушали одинокие выстрелы охотников и браконьеров, охотившихся в лесах Горновки на диких кабанов.

Дачники уже разъехались. И пусть на огородах еще хватало работы (надо было еще и чеснок на зиму посадить, и клубнику рассадить), все реже они появлялись на выходных в деревне. Огороды уже были запаханы к зиме, озимые посеяны, и теперь, выйдя на улицу, редко можно было встретить кого-то из деревенских.

Днем Злата, пока Машка была в школе, занималась домашними делами и своими собственными, подолгу аккомпанируя себе на фортепиано, репетируя новые песни, распеваясь, старалась, как могла, отвлечь себя от тяжелых, нерадостных мыслей и тревог. Вечером, когда солнце пряталось за далеким лесом и вечерние облака, темные, угрожающие, собирались на горизонте, подсвеченные розоватым светом заката, Злата, накормив дочку ужином, запирала дверь и вместе с Машкой шла навестить старушек.

На землю опускались сиреневые сумерки. Тихо было в деревне, тихо и безлюдно. В тех немногих хатах, где постоянно жили люди, желтым светом светились оконца. В сиреневом сумраке разливался тусклый свет, исходящий от золотой листвы. В один из таких вечеров Злата, собрав дочку, отправилась в гости к бабе Нине, что жила в самом начале деревни. Вчера они навещали Тимофеевну, позавчера заглядывали к бабе Мане, заходили и к бабе Рае, а уж к своей ближайшей соседке Полянская забегала несколько раз в день.

Вечерами особенно невыносимо было сидеть дома. Мысли, обступая со всех сторон, сводили с ума, вот и бежала Злата из дома, взяв с собой Машку. Впрочем, это было одной из причин: она проведывала бабулек, зная, как им одиноко такими осенними вечерами, зная, что они рады ей и просто поговорить с ней и Маняшей — счастье для них. Старикам вообще важно и необходимо внимание и проведенное с ними время.