Там, за зорями. Пять лет спустя

Злата стояла у окна, нервно теребя крестик на цепочке. Она стояла так достаточно долго, глядя в осеннюю даль за стеклом. Полянская видела все те же поля, ощетинившиеся бурым жнивьем, лесок посреди поля, далекий лес на горизонте, как будто между небом и землей, и тяжелые осенние облака, которые ветер гнал по голубому небосклону, то закрывая ими солнце, то вновь освобождая и позволяя солнечным лучам отражаться в мокром асфальте. Злата смотрела в окно, боясь обернуться, даже шелохнуться, и всей душой желала оказаться как можно дальше отсюда. Слишком тяжело было выносить происходящее.

Полянская знала, что так будет. Знала, что этого не избежать. Много раз представляя этот разговор, девушка догадывалась, что будет тяжело, но было ужасно. Полянская оттягивала неизбежный разговор с мужем, трусливо надеялась, что все устроится само собой. И в общем-то устроилось. О том, что она беременна, Блотский узнал от бабушки, которая, не утерпев, позвонила, чтобы поздравить внука со столь замечательным событием.

Утром следующего дня, войдя в дом, Алексей уже знал, что Злата ждет ребенка, вот только не от него. Девушка, стоило ей лишь взглянуть в лицо мужа, искаженное болью, страхом, недоверием и растерянностью, все поняла. Встретившись с ним взглядом, она почувствовала, как что-то как будто обрывается внутри, причиняя страдания. Его боль она ощутила почти физически, не в состоянии осознать, что ж она наделала. Ведь она не просто разрушила их семью, разбила Леше сердце, изменив и предав. Она разбила вдребезги ту безоглядную веру, то особенное доверие и понимание, всегда существовавшие между ними. Она разорвала нить, невидимую, но крепкую, которая соединяла их.

Все эти годы с первой встречи они были половинками одного целого. Только сейчас, когда изменить что-либо не представлялось возможным, Злата поняла это. И то, что сейчас происходило, причиняло боль им обоим. В первые мгновения Леша даже не знал, что сказать. Он просто стоял и смотрел на нее. Злата тоже молчала, не находя слов, и взгляд его выдержать не смогла, поэтому, отвернувшись, подошла к окну, да так и застыла там.

— Злата, — заговорил Блотский, нарушая это тягостное страшное молчание и пытаясь начать разговор. Откровенный разговор, который объяснил бы ему, что, отчего и почему произошло, и, возможно, заставил бы ее не принимать поспешных решений, не рубить с плеча.

Но Злата не могла говорить. Не могла объяснять, оправдываться, врать, как не могла и сказать правды. Достаточно и того, что было очевидным.

Девушка не могла сказать Леше, что не любила, что все это время на протяжении пяти лет лелеяла в душе мечты и воспоминания о другом мужчине. И уж, конечно, Полянская не могла признаться Леше, что ждет ребенка от Дороша.

Возможно, потом… Потом, когда боль не много утихнет и Леша сможет начать новую жизнь. Потом, когда Виталя будет рядом. Потом он сам обо всем догадается, увидит. Потом, но не сейчас…

— Злата… Я все понимаю. Я все пойму… Но, пожалуйста, не принимай столь поспешных решений! Что случилось, то случилось! Но я ведь мог бы… Никто ведь и не узнает! Мы сможем это преодолеть! Я ведь люблю тебя…

Злата зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, застилавшие глаза, и обернулась. Леша сидел на кресле, согнувшись, обхватив голову руками и опершись локтями о колени.

— Нет! — покачала она головой. — Неужели ты думаешь, что я смогу так поступить? А потом жить с этим, смотреть в твои глаза и каждый раз видеть в них правду? Это ведь подлость! Я подлая, и прощения мне нет, да я и не прошу прощения, ведь столь чудовищное предательство простить нельзя! Но я не настолько бессердечная, чтобы пойти еще и на такое! Нет, Леша!

— Злата, но я не знаю, как жить без тебя и Маняши…

— Леша, уходи, пожалуйста! Ну не мучь ты меня… — срывающимся голосом воскликнула она, и слезы все же покатились по щекам.

Это было невозможно, невыносимо! И девушка хотела, чтобы это закончилось! Это было пыткой. Ведь все внутри: совесть, благородство, порядочность, ответственность, честность, обостренное чувство справедливости и морали, все, что было ее сущностью и натурой, — вопило о неправильности происходящего. И все доводы, даже тот живой комочек, который рос внутри нее, и чувства к Витале, не оправдывали то, как она поступала сейчас с Лешей. И даже доводы, которые она самой себе приводила: «Я имею право на счастье!» — казались жалкими, ничтожными, эгоистичными и лживыми. Разве все эти годы она была несчастна с Лешей?

— Значит, это он… — помертвевшим голосом произнес Алексей и поднял голову.

У Златы горло как будто обручем перехватило, когда она увидела глаза и лицо Блотского — осунувшееся, бледное, вдруг постаревшее, безжизненное.

Осторожно сняв с пальца обручальное кольцо, Леша на мгновение сжал его в ладони и положил на тумбочку у изголовья кровати. Тяжело поднявшись, он вышел из комнаты. Через мгновение хлопнула входная дверь, а потом и калитка. Злата на подкашивающихся ногах дошла до кровати, опустилась на нее и, уткнувшись лицом в подушку, расплакалась.