Он скучал и по Машке. Передав через отца и бабушку дочке подарки к Новому году, сам так и не смог приехать. Леша знал, что должен справиться с собой, должен ради себя, дочки и Златы, и не мог… Пока не мог. И что сделать, чтобы как-то это изменилось в нем, не знал.
— Здравствуй, Леша! — услышал он рядом с собой смутно знакомый голос.
Но не обернулся сразу. Откровенно говоря, ему никого не хотелось сейчас видеть, ни с кем разговаривать, а уж тем более улыбаться, изображая радость. Еще не обернувшись, он догадался, что к нему подошла одна из поклонниц. Подошла, как подходили и другие на протяжении всех этих лет его творческой деятельности, чтобы сфотографироваться, взять автограф, выразить благодарность и восхищение. Вот только отчего же голос девушки показался ему знакомым?..
Блотский обернулся и увидел перед собой темноволосую стильную молодую особу. Здесь, у края барной стойки, царил полумрак, который лишь иногда разрезали цветные лазерные лучи. Блотский не узнал ее. Смотрел на нее, ожидая продолжения, и молчал.
— Что, не узнал? Или уже и не помнишь меня? На самом деле, ведь не виделись много лет. Я Маша, помнишь?.. — продолжила говорить она и, не дожидаясь приглашения, села рядом на барный стул.
Маша, бывшая девушка… Да, Леша помнил ее, нет, не вспоминал все эти годы, но помнил…
— Здравствуй, Маша! — поздоровался парень. — Что-нибудь выпьешь?
— Да, спасибо, не откажусь от мартини!
Блотский махнул рукой, подзывая бармена, и заказал два бокала — себе и Маше.
— Я рада за тебя, Леш. Мы ведь с девчонками сегодня здесь день рождения отмечали, и я, когда увидела тебя на сцене, прям возгордилась! Похвасталась девчонкам, что знаю тебя… А они, представь, не поверили! Ты молодец! У тебя действительно талант… Помнишь, когда-то в компании ты всегда пел нам под гитару, здорово пел, помню, все тогда это признавали, но вряд ли понимали, насколько… Это казалось так естественно… А сейчас ты на сцене… Ты давно на сцене, я знаю. Ты и… — Маша замолчала и отхлебнула поданный барменом мартини.
— А как ты поживаешь, Маша? Чем занимаешься? — больше из вежливости, чем из любопытства, спросил Алексей.
— Я? Да всем понемногу, Леш! Немного работала в модельном бизнесе, немного успела побыть женой, теперь вот как-то больше пытаюсь быть самостоятельной. Работаю в РR-агентстве креативным директором.
— Круто!
— Да, неплохо! Мне нравится!
— Ну, а муж?
— О, так мы расстались года два уже как!
— Что так?
Маша пожала плечами.
— Мы были разными, причем совершенно. А впрочем, чего скрывать — я его просто не любила. А с чужим человеком, знаешь ли, нелегко жить и быть в одном доме, под одной крышей, в одной постели!
«С нелюбимым человеком…» — пронеслось в голове парня.
И он подумал о Злате. А как ей жилось с нелюбимым человеком все эти годы? Под одной крышей, в одном доме, деля постель и жизнь! Ей тоже было нелегко? Ей тоже хотелось сбежать, уйти? Что-то поднялось внутри, спазмы сжали горло, а слезы навернулись на глаза. Он стремительно отвернулся от Маши и вдруг как будто наяву увидел Злату. Увидел такой, какой она была все эти годы, — светлой, доброй, веселой, улыбчивой, деятельной, неунывающей, озорной и ласковой. Все эти годы он был счастлив и ни разу не почувствовал, что жене с ним нелегко. Злата тоже не любила его, но как называлось все то, что было между ними? То, чем они так дорожили, что хранили — их семья.
Что бы сейчас ни говорила Маша, но парень был уверен: все эти годы жена не притворялась…
— Я, наверное, пойду, Маша, поздно уже… — Леша встал и хотел было подозвать бармена, чтобы расплатиться, но девушка неожиданно удержала его за руку.
— Леш, а ты не проводишь меня домой? Нам ведь, как и прежде, по пути. Я живу все в том же районе, нашем районе!
Зима пришла в этом году как-то сразу, без репетиций и предупреждений. С первого декабря ударили морозы, закружили метели, укутав поля, леса, дороги и деревню снегами, и послаблений не было. А для Златы Полянской этот декабрь, как, впрочем, и декабрь прошлого года, был с плотным графиком, заполнен съемками, елками и предновогодним чёсом, как у артистов называются предпраздничные гастроли по стране и зарубежью. Да еще подготовка к последней сессии, которая начиналась в середине января.
Правда, не то чтобы Злата усиленно готовилась. Просто иногда просматривала кое-какой материал, проигрывала, разучивала. Она не боялась провалить последнюю сессию — знала, что справится. Куда важнее, казалось, справиться со всеми приглашениями. Злата понимала: то, что ее хотели видеть везде, заслуга Ирины Леонидовны. Это она там, в Минске, пробивает для нее пути-дорожки, не приемля отказа. Но не в одной настойчивости директора тут было дело.
Злату Полянскую уже многие знали, слышали, да и патриотизм в стране стал пробуждаться. Эстрада — это, конечно, здорово, ее никто не отменял, и ее хватало и на радио, и на телевидении, и на открытых площадках, и в клубах. И белорусской хватало, и российской тоже. А хотелось чего-то такого, для души, народного…