Тамара и Давид

В покои неслышно вошла Русудан, узнавшая о приходе Чиабера и имевшая намерение принять участие в их беседе. Тамара пригласила ее сесть рядом с собою. Чиабер ободрился присутствием Русудан, будучи уверен в ее крепкой защите и покровительстве. Ничто его так не пугало, как напоминание о загубленном царевиче Демне. Он был бы счастлив уклониться от неприятной беседы, но понимал, что если царица обратилась к нему с этой неожиданной для него просьбой, то не отпустит до тех пор, пока не услышит искреннего и полного признания.

Он глубоко вздохнул, показывая этим вздохом, как трудна и невыполнима просьба царицы в такое тревожное время.

— Приличней мне было бы, недостойному, в веригах проводить дни своей жизни в монастыре, чем быть осыпанным милостями Вашего величества, — ответил он вкрадчиво и неспешно. — Не могу забыть про несчастного Демну, который поддался наветам Орбелиани и навлек на себя гибель. Сколько раз я говорил ему, чтобы он не думал о себе больше того, что положено, и что Орбелиани больше заботятся о своих выгодах, чем о пользе Иверии. По молодости лет Демна склонился на льстивые заверения князей, которые только и думали, как поднять племянника против дяди. Но бог судил иначе. Когда войска восставших заперлись в Дорийской крепости, я вел тайную переписку с Вашим отцом, вымаливая пощаду Демне, а его умолял ввериться великодушию дяди, царя Георгия. Он послушался моего совета и вышел из крепости, но что было с ним после того, я не знаю. Вашему величеству известно, что Иванэ Орбелиани хотя и сложил оружие, но был закован в железо и брошен в темницу, где и умер; братья его казнены, и только один Липарит с сыновьями спасся бегством в Персию.

В его словах звучал невольный упрек Георгию за нарушение своего обещания, данного Орбелиани, — помиловать его; и Тамара, уловив укор, с явным недовольством возразила:

— Почему ты умолчал, что Орбелиани хотели жестоко расправиться с нашим домом: отца — лишить престола и посадить в темницу, меня — ослепить и заточить в монастырь? Но не об этом сейчас скорбит душа моя! Продолжай свою речь! Что произошло с Демной, когда он вышел из крепости? Почему он бесследно исчез, не явившись к отцу? Припомни все обстоятельства! Назови мне тех людей, что находились при нем в последний день и кто сопровождал его в царский лагерь?

Вопрос царицы еще более смутил Чиабера. Не мог же он признаться ей, что, находясь в стане зачинщиков, он в то время больше всего трепетал за свою участь, стремился как можно скорее перебежать на сторону Георгия и постыдно бросил Демну вместе с Орбелиани. Кроме того, он не хотел давать царице сведений, могущих в будущем как-либо опорочить его перед владетельными князьями, которые почти все участвовали в бунте против Георгия, и поэтому сделался еще более осторожным.

— О, милостивейшая царица! Не могу без ужаса вспомнить об этом дне, а память не сохранила мне ничего достоверного. Царевич не пожелал дожидаться ни меня, ни Орбелиани, а со своим оруженосцем помчался прямо к главнокомандующему царскими войсками, надеясь через него получить свидание с дядей и испросить себе прощение. Главнокомандующим же, как известно, был тогда царевич Сослан, и, кроме него, никто не может знать о судьбе Демны.

— Царевич Сослан не дождался Демны и не видел его, так как он пропал по дороге, — прервала его Тамара, видя, что Чиабер уклоняется от правдивого ответа, и с несвойственной ей горячностью продолжала. — Князья отомстили отцу. Тебе известно, что я, не скупясь, раздавала свои сокровища, наполнила ими все монастыри, церкви в надежде, что бог услышит молитву мою, Но, видно, всевышний требует от нас не слез и милостыни, а дел, направленных к тому, чтобы раскрыть тайну этого убийства и снять, наконец, с царевича Сослана тяжкое обвинение!

Чиабер с испугом посмотрел на царицу, боясь, что она что-то узнала и решила уличить его в лицемерии и предательстве.

— Кому по силам совершить это дело? — нерешительно произнес он. — Прошло столько времени, что и самое воспоминание о нем изгладилось из памяти людей. Многие из тех, кто были свидетелями этого печального события, уже давно спят вечным сном в могиле.

— Ты требуешь невозможного, мое солнце! — отозвалась, наконец, Русудан, опасаясь, что царица вступила на ложный путь, грозивший многими бедами. Она быстро решила в уме действовать совместно с Чиабером и отговорить Тамару от этого опасного и, по ее мнению, бессмысленного дела, которое не могло принести стране ничего, кроме волнения и раздоров.