Читаем Тамара и Давид полностью

— Для тех, кто стремится раскрыть правду, нет ничего невозможного! — спокойно отклонила ее возражения Тамара. — Для того власть в наших руках, чтобы мы утверждали правду, преследовали беззаконие и уличали нечестных. Терпению моему положен предел; я настоятельно прошу, чтобы были найдены виновники этого злодеяния, ибо свершить суд божий никогда не поздно. Не забывайте, что многие участники этого восстания живы и не утратили памяти о происшедшем. Употребите все силы на поиски оруженосца и князей, которые сопровождали Демну в последний раз, и ваше усердие будет вознаграждено по заслугам.

— О, милостивейшая царица! — возгласил Чиабер в смятении. — Недостойный раб Ваш готов положить жизнь свою, чтобы исполнить Ваше повеление, но кто может проникнуть в судьбы божии, которые подобны безднам, где теряется разум человеческий? Подумайте, Ваше величество, что ожидает нас, если мы снова подымем старую вражду? Не навлечем ли новую беду на царевича Сослана, начав дело, которое не сможет благополучно закончить?

— Всякое дело, начатое с благой целью, всегда увенчается успехом. Нельзя только колебаться и быть двоедушным, — ответила царица и отпустила Чиабера, дав ему строгий наказ: вести тайное расследование и взять под надзор наиболее подозрительных и мятежных вельмож, которые составляли заговоры против покойного отца ее, Георгия.

Чиабер удалился с сокрушенным сердцем, так как втайне опасался воцарения Сослана и предпочитал жить в мире с князьями, чем отстаивать правду царевича, в которой он и сам не был достаточно уверен. Русудан, видя, что Тамара не охладевает, а, напротив, сильнее разгорается в своем желании выяснить истину, предпочла некоторое время помолчать, ожидая пока царица сама возобновит с ней беседу.

— Я уверена, — произнесла Тамара, — что Чиабер знает больше того, в чем сейчас признался мне. Он не прибавил ничего нового к тому, что нам известно, хотя находился в близких сношениях с зачинщиками и мог услышать от них в то время более правдивые свидетельства об исчезновении Демны. Но Чиабер сделал одно правильное указание. Если Липарит Орбелиани уцелел со своими сыновьями, то нам нечего искать более верного и правдивого свидетеля. Надо послать всюду гонцов, чтобы найти его. Непостижимо мне, как я могла столько времени быть в бездействии и дать распространиться клевете, вместо того, чтобы пресечь ее в самом начале.

Русудан почувствовала, что между ними опять произошла размолвка. Как ни была крепка и нежна их дружба, любовь к Давиду была неизмеримо сильнее и глубже этой дружеской привязанности и могла охладить чувства Тамары к ее воспитательнице. Едва скрывая свое недовольство и тревогу, Русудан поспешно поднялась с места.

— О, горе мне! — жалобно произнесла она. — Не я ли воспитывала вас вместе с Давидом, не я ли хранила и лелеяла вас и ради вас готова была на все жертвы! А теперь я вижу твою печаль и вместо утешения приношу тебе одно огорчение. Но что я могу сделать? Лучше, если бы закрылись мои очи и оглохли мои уши, чтобы я не видела твоих слез, не слыхала злых речей твоих врагов и не трепетала за каждую твою ошибку. Не могу умолчать, какая над нами нависла угроза. Алексей Комнен, сын убитого Андроника, воспитывался у нас, в Иверии, а теперь ты приютила у себя еще и малолетних внуков Андроника. Царствующий сейчас в Константинополе Исаак затаил злобу против тебя, что ты дала убежище ненавистным ему Комненам. В любой момент Микель может обратиться за помощью к греческому патриарху и возмутить греков против тебя.

Напоминание Русудан сильно уязвило, но не смутило Тамару; и она, не замедлив, ответила:

— Никто не давал права императору Исааку вмешиваться в наши дела и мстить мне за несчастных внуков Андроника. Разве войска наши обессилели, а мечи наши обратились в воск, чтобы я могла бояться нападения греков и прощать императору Исааку все его злодеяния? Поверь мне, не так страшны враги извне, сколько внутри, в недрах самого нашего царства.

Они расстались без обычных ласковых слов и заверений в любви, так как сердца их были переполнены чувствами, резко несходными между собою, а мысли, хотя и были направлены к одному и тому же человеку, приводили их к еще большему душевному несогласию и расхождению.

* * *

Высоко в горах, возле уединенной пещеры, сидел погруженный в глубокое раздумье печальный витязь; у ног его лежали воинские доспехи и меч был воткнут в землю. Он сидел неподвижно, охваченный беспредельным чувством одиночества и тоски, но плененный дикой красотой горных вершин невольно забывал на время о своем горе.

Жизнь в горах, полная опасностей, выработала в Сослане, как и во всем овсском народе, чувство бесстрашия, беспримерной отваги, отчаянной решимости защищать свою жизнь и отечество. Иверия, красивейшая горная страна, все время подвергалась чужеземным нападениям, раздиралась феодальными смутами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Салават-батыр
Салават-батыр

Казалось бы, культовый образ Салавата Юлаева разработан всесторонне. Тем не менее он продолжает будоражить умы творческих людей, оставаясь неисчерпаемым источником вдохновения и объектом их самого пристального внимания.Проявил интерес к этой теме и писатель Яныбай Хамматов, прославившийся своими романами о великих событиях исторического прошлого башкирского народа, создатель целой галереи образов его выдающихся представителей.Вплетая в канву изображаемой в романе исторической действительности фольклорные мотивы, эпизоды из детства, юношеской поры и зрелости легендарного Салавата, тему его безграничной любви к отечеству, к близким и фрагменты поэтического творчества, автор старается передать мощь его духа, исследует и показывает истоки его патриотизма, представляя народного героя как одно из реальных воплощений эпического образа Урал-батыра.

Яныбай Хамматович Хамматов

Проза / Историческая проза
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза