Тамерлан (начало пути)

‑ Разве в состоянии ваш дядя противостоять монголам? Ха‑ха‑ха! Кто Хаджи Барлас… в сравнении с Туглуком Тимуром! С дикарем!? Чудовищем!? Плахой для Мавераннахра!?

Воцаряется довольно продолжительная пауза, которую прерывает все тот же Абдаллах. На этот раз он говорит тихо и обречено:

‑ Я хотел построить – Аллах тому свидетель! – великий Мавераннахр! И многое для этого сделал…

Тимур невольно, как бы нехотя, изобразил на лице нечто солидаризирующее с эмиром.

Абдаллах между тем продолжал:

‑ Но,… мой сын, я устал, устал, устал! Я решил… я решил покинуть… Кеш…

Долгая пауза и только чуточку метнувшиеся из стороны в сторону глаза стражника, да, как бы в насмешку, раздавшееся пение перепелки, говорили о том, что в покоях эмира отнюдь не остановилась жизнь.

Но вот Тимур отвечает, при этом чеканя каждое слово:

‑ Любое ваше решение я приму как сын и слуга.

На глаза Абдаллах наворачиваются слезы – он шепчет, как обыкновенный человек, обремененный житейскими нескладухами:

‑ …Я ненадолго… я вернусь…

Они медленно следуют по знакомому висячему саду и Абдаллах продолжает свою грустную речь:

‑ Мое убежище… мой сад… мои певуньи…

Абдаллах подходит к одной из клеток, достает испуганную птаху – молвит:

‑ Нет, нет, я тебя не собираюсь оставлять… мы покинем Кеш вместе…

91

А вот еще эпизод из смутного времени.

Толпы горожан перед дворцом эмира. Всеобщее ликование. Незнакомый старичок, опираясь на посох, спрашивает:

‑ Что здесь происходит, молодые люди?

‑ Эмир Абдаллах бежал – вот что, отец!

‑ Что? – старичок прикладывает ладонь к уху.

‑ Абдаллах бежал! – кричит один из «молодых людей», поняв, что со слухом у старичка обстоит не лучшим образом.

‑ Как бежал!? Почему!?

‑ Потому – что жить хочется, вот и бежал, дедушка!

‑ Почему люди радуются сынок?

‑ Почему? Почему? А вот почему, старый, – говорит другой молодой человек, взяв в охапку маленького иссохшего старичка и поставив его на стоявшую рядом телегу. – Смотри и порадуйся с нами!

Мимо торжественно, приветствуя людей, едут со своими соратниками Хаджи Барлас, Байан Сулдус.

‑ Едет наш Хаджи, отец, – забыв о старичке, кричит первый. – Абдаллаха на плаху!

‑ На плаху! На плаху! – слышатся душераздирающие там и сям выкрики…

В толпе на фоне проезда мятежников обмениваются репликами двое горожан:

‑ Слышали, Хаджи Барлас лишил своего племянника его тысячи?

‑ Тимура сына Торгая?

‑ Вы не ослышались – именно Тимура сына Торгая.

‑ Но тысяча не мешок с бобами – что он сделал с этой тысячей – не мог же он ее скушать?

‑ Он передал ее…

‑ И кому досталась тысяча племянника?

В свите главарей мятежа узнать Саллеха нетрудно: у него красиво подстриженная бородка, красивое одеяние – щеголь и только!

А вот ему. Узнаете! – указывают на Саллеха, лицо которого излучает неприкрытую радость.

‑ Сыну Боролдоя? Саллеху!?

‑ Что будет с Тимуром!?

‑ Это известно одному Аллаху!

92

Тот же вопрос адресован… Чеку… мальчиком Хамидом. Чеку, секунду – другую поразмышляв, со словами «сейчас узнаем» поднимается, подходит к Тимуру, но тот, определив вопрос Чеку, произносит:

‑ Мы уходим, мой дорогой друг… но сначала…

Чеку озадачен:

‑ Куда? Зачем?

‑ Сначала… вот что? – Тимур протягивает Чеку стрелы.

‑ Что это!?

‑ Ты еще не обмозговал?

‑ Стрелы Саллеха!

Тимур молчит. Обмениваются красноречивыми взглядами.

‑ Кажется, понимаю…

‑ Кажется или понимаешь?

‑ Понятно, Тимур!

‑ Сколько нас?

Чеку чуточку задумался.

‑ Сардар, Зайнудин… Ты знаешь, я стою сотни, – не удержался – похвастал Чеку.

На лице Тимура промелькнуло нечто, смахивающие на улыбку.

‑ Мне нужны две сотни – где взять остальные…

‑ Наскребем, если понадобится и тысячу, Тимур!

‑ Две сотни – не больше, – говорит Тимур. – Но и не меньше.

‑ А как быть с братьями Саллеха… с Юсуфом… Каримом?

Тимур отвернулся к окну: там за окном виден кусок городского пейзажа с вороньем в небе, летящего в предзакате к теплу.

‑ Я пойду, Тимур!

‑ Это… – Тимур останавливает Чеку, показывает на его колчан.

‑ Ах, да, – спохватился Чеку, вернул Тимуру стрелы, которые машинально вложил в свой колчан.

Тимур положил их на место, снова отвернулся к окну, к кровавому закату.

93

Чеку застает мальчика Хамида за занятием по стрельбе из лука. Мальчик, пыжась, надув щеки, натягивает тетиву. Но вот – выстрел – стрела вонзается чуточку в стороне от цели. Чеку останавливается у порога, секунду – другую наблюдая за действиями мальчика Хамида.

‑ Плохо, – дает он сходу оценку выстрелу. – С таким умением нам быть не воинами, а держаться за маменькины сиськи! – и уже собираясь выйти, спохватывается: – Ты спрашивал о Тимуре. Что будет делать? Без тысячи? Так вот запомни. Наш доблестный Тимур… собирает… караван… э‑э‑э… в далекий Багдад…

‑ В Багдад!?

‑ Да, в Багдад.

‑ Зачем?

‑ Зачем – зачем? За… финиками… Понятно? Но об этом – никому. Ни слова!

Мальчик Хамид молча, по‑взрослому понимающе, кивает головой.

94

Саллех с немногочисленной свитой из таких же как и он, в нарядных одеяниях и веселых людей, шумно возвращается в город из загородной прогулки. Саллех подзывает брата Юсуфа и громко, явно с расчетом на слух всей свиты, дает указание: