Тамерлан

Вскакивает на ноги и Тимур. Еще мгновенье – и все превращается в ад. На бивак со всех сторон врываются вооруженные люди Саллеха. Естественно, Тимур не только не остается в стороне – он в самой гуще сечи. Рубится он отчаянно и умело. Неподалеку от него демонстрирует свое искусство Чеку Барлас. Лязг металла, полет стрел, выкрики воинов, полные ужаса глаза женщин – словом, ад… Команда Тимура: “К телеге!” явно запоздала: стрелы вонзаются в телегу, в которой укрылись женщины – здесь происходит событие подлинно трагического накала: одна из стрел сквозь полотно матерчатой ширмы вонзается в грудь Жамбы – девушка, вскрикнув, падает на руки своей подруги… Во время сечи происходит любопытный эпизод: мальчик Хамид в страхе пытается спрятаться, но… и “свои”, и ”чужие” почему-то его “в упор” не замечают, сражаются друг с другом едва ли не в шаге от него, либо пробегают мимо – большой “кусок” сечи мы увидим глазами именно мальчика Хамида, который видит это, забившись в конце концов под колеса телеги…

Но вот кровавая сеча подходит к развязке: нападавшие, оставив трупы, панически исчезают; отряд Тимура вернее, часть его, оставшаяся в живых, празднует победу…

Однако не всем в радость победа: Тимур с Чеку и с воинами-факельщиками подходит к крытой телеге, Чеку раздвигает занавески – перед Тимуром предстает страшная картина: Фатима в слезах держит в объятиях Жамбы… Тимур потрясен, в голове его мысленно “прокручиваются кадры” недавней их встречи: перед ним возникает образ живой девушки Жамбы – ее слова: “А разве твоя жена… Айджал не в состоянии родить сына?...”

К Тимуру тут же подводят упирающихся пленных…

- Кто это сделал!? – спрашивает Тимур.

- Поверьте, господин, это сделал не я! – падает на колени один из пленных.

- Не я! – в ужасе клянется второй… третий.

- Аллах свидетель, мы не знали! Мы не знали, что девушки в этой телеге! – говорит следующий. – Смилуйся, доблестный Тимур!

Однако Тимур неумолим:

- Кончайте!

К пленным устремляются воины Тимура и вскоре на пятачке у крытой телеги образуется кровавая жестокая “мясорубка”

87

Дворец эмира в Кеше. Эмира Абдаллаха и Тимура мы застаем в тронном зале в тот момент, когда эмир, роскошным платочком вытирая с глаз влагу, говорит Тимуру:

- Минуло полгода с тех пор, как мы остались без нашего отца. Но ни слова об этом мой сын! Поговорим о другом.

- Я готов служить своему эмиру – отцу. Прикажите, что должен я сделать для вас? Что и кто вас беспокоит?

- Вот вопрос, достойный сына и доблестного воина!... Не скрою меня беспокоят… ваш дядя… Хаджи Барлас и его… дружок… этот пьяница Байан Сулдус. Вот почему здесь вы, мне нужны мои люди! – говорит Абдаллах и хотя рядом нет никого, кроме стражников, застывших вдали у дверей, он знаком просит собеседника наклонится к нему и когда тот исполняет просьбу, произносит на ухо полушепотом. – Не кажется ли вам, сын мой, что столицей Мавераннахра должен быть… Самарканд?

- А Кеш?

- О, нет! Нет! Пожалуйста не говорите мне о Кеше… Пожалуйста, ни звука! – Тимуру на миг – другой кажется, что это «ни звука» связано с размышлениями о возможности переноса столицы, но, оказывается, что внимание эмира отвлекло пение перепелки. – Слышите! Как поет! Какие переливы! Вам в Самарканде не приходилось видеть… бои перепелов?

- В Самарканде много истинных любителей перепелиного пения и… перепелиных боев, — говорит не без иронии Тимур.

- Я полагаю, вы правы: да Самарканд стал бы достойной столицей великого Мавераннахра. Но…

- Что «но», сын мой, договаривайте!

- Подоспело ли для этого время?

- Разве поторопить время не в наших силах? – говорит «глубокомысленно» Абдаллах. – Кеш и… Самарканд – разве выдержит сравнение общипанный наполовину дрозд с набирающим высоту лебедем?

- Но гнездо дрозда – гнездо и Хаджи Барласа. Захочет ли он, чтобы это гнездо было разорено?

Абдаллах долго молчит, а затем молвит и в его словах мы слышим едва ли не по-детски неприкрытые флюиды искренней тревоги:

- Я долго живу в Кеше, сын мой, но он для меня большая загадка. Сейчас тем более… И дело, конечно не в пении перепелок – скажу откровенно: здесь, для меня, каурнасца, нет гарантии… ну, этого… спокойствия…

88

Хаджи Барлас, Байан Сулдус с соратниками, среди которых мы видим и… Саллеха. Перед ними Тимур.

- У меня нет секретов от моих друзей – выкладывай, не опасаясь, дорогой племянник, с чем ты пожаловал ко мне, по велению кого?

- Я буду говорить от себя, но и… от имени всемилостивого эмира Абдаллаха.

- Все слышали, мой дорогой племянник Тимур сын Торгая говорить от имени… этого… эмира Абдаллаха – слышите – э-ми-ра!...

На лицах сторонников Хаджи Барласа и Байана Сулдуса появляются иронические улыбки.

- Что повелел сказать мне этот любитель птичек? – продолжает Жаджи Барлас и его слова вызывают взрыв веселья. – Этот знаток роз? Этот слюнтяй? Хотя я догадываюсь о чем. О переносе столицы в Самарканд?

- Да, об этом и о другом.

- Говори. Здесь свои.

- Эмир просит передать вам, дядя, и вам, достопочтенный Байан Сулдус, свое искреннее чувство любви; он желает, чтобы между ним и вами всегда царили мир и добрые деяния!