– Что? – переспросил Алтухов. – У меня? У меня… Я не помню точно, но не это.
Неожиданно Нина резко поднялась с дивана, запахнула пальто и сказала:
– Ты ненормальный! – А потом голос ее сорвался на крик: – Ты же сумасшедший! Больной! А я-то дура, отвечаю тебе. Ладно, спас и спасибо. Я пойду.
– Куда? – нисколько не обидевшись и как будто даже не обратив внимание на оскорбление, спросил Алтухов.
– Домой, куда же еще, – грубо ответила она.
– Ты живешь на улице Строителей? – спросил Алтухов. – Второй этаж, грязный вязаный половичок, квартира… семнадцать. Да?
– Да, – вначале удивилась Нина. Но потом она криво усмехнулась и сказала: – Только не говори, что угадал.
– Ничего я не угадывал, – ответил Алтухов. – Перед тем, как пойти в метро, я заходил к тебе. – Он обхватил голову руками и забормотал: – Эх, черт, если бы ухватиться за кончик этой ниточки. А ведь не ухватишься. Я бы весь клубок размотал. Есть же он где-то этот кончик!
– Я пошла домой, – сказала Нина и направилась к двери.
А Алтухов вдруг забеспокоился, засуетился и затем попросил:
– Не уходи… Или… Я с тобой. Возьми меня с собой. Пригласи в гости. Мне некуда идти.
– Бомж, что ли? – спросила Нина.
– Нет, не бомж, – ответил Алтухов. – У меня есть комната в коммуналке. Я в смысле, что мне одному некуда идти. Скучно, – сказал он, но тут же спохватился: – Нет, не скучно. Не могу объяснить. Предчувствие какое-то нехорошее.
Нина смотрела на Алтухова и морщилась, словно от зубной боли.
Этот человек не производил на нее впечатления жалкого бродяги, хотя и выглядел форменным оборванцем. И было в его облике что-то странное, не поддающееся описанию и определению. Его манера бормотать и вскидывать руки, то, как он быстро и непредсказуемо загорался, вселяло в нее подозрение, что Алтухов не совсем здоров, а может и совсем нездоров. В этом смысле опыта у нее не было никакого. А Алтухов смотрел на нее нормальными глазами, и лицо у него было сейчас без всяких признаков сумасшествия и не испитое – обыкновенное мужское лицо.
Нина колебалась недолго.
– Пойдем, – наконец сказала она и, не дожидаясь его, вышла из квартиры.
Обратный путь показался Алтухову куда более длинным. Нина всю дорогу молчала. Молчал и Алтухов, потому что говорить о важных для него вещах на ходу не считал возможным, а болтать просто так, для поддержания разговора, давно отвык, а вернее, невзлюбил еще тогда, когда он встречался с друзьями или знакомыми и вынужден был выслушивать всякие ничего не значащие новости. В какой-то момент он перестал получать удовольствие от общения со своими благополучными знакомыми, и начал считать, что на Земле не существует человека, который мог бы рассказать ему что-то интересное или полезное. Алтухов понял, что знает все, о чем думают и чем живут люди. Нюансы его не интересовали. Главным для него было то, что он уловил амплитуду колебаний человеческих интересов, и как ребенок, удовлетворивший свое любопытство ватной внутренностью куклы, перестал ею интересоваться. Все, что ему было нужно, Алтухов черпал из того небольшого и сумбурного мира, который он создал в себе. Здесь он мог позволить себе все, что угодно. Он был властелином собственной жизни, и одного лишь его слова, одной случайной мысли было достаточно, чтобы разрушить любую жизненную комбинацию, а затем моментально построить новую. По сравнению с неповоротливым внешним миром, с его непобедимой фатальностью, мир придуманный казался ему куда более реальным. Там в одно мгновение могла реализоваться любая, даже самая безумная фантазия. Тогда как внешний мир вот уже lmncn лет представлял собой застывшую картину. "Мир без вариантов" – так он окрестил его – не давал Алтухову ни малейшей надежды на какие-либо изменения.
Перед дверью квартиры Нина долго копалась в карманах в поисках ключа, а Алтухову показалось, будто она прислушивается к тому, что происходит за дверью. Наконец Нина отыскала ключ и открыла дверь. Она молча втолкнула гостя в теплую душную прихожую, так же молча и быстро подошла к двери своей комнаты, и в этот момент из кухни выплыла женщина с кастрюлей, лицо которой Алтухову не удалось разглядеть из-за темноты.
Еще ничего не произошло, но Алтухов почувствовал, как его спутница напряглась. "Коммунальные дела", – подумал он. В это время Нина открыла наконец комнату и вошла туда первой. Соседка также проследовала в свое жилище, но дверь за собой прикрыла неплотно, оставив щель шириной в два пальца.
Уже почти оказавшись в комнате, Алтухов услышал довольно приятный голос соседки.
– У этой шлюхи опять новый мужик, – сообщила она кому-то.
Алтухов захлопнул дверь и, испытывая некоторую неловкость, посмотрел на Нину. Она стояла наполовину стянув с себя пальто, с остекленевшими глазами и застывшим лицом. Алтухов хотел было сказать ей что-нибудь в утешение, мол, у меня дома такая же картина, ерунда, но Нина вдруг с такой мольбой в голосе, с таким отчаянием, даже не попросила, а потребовала:
– Не верь!.. Это она специально для тебя.