Танец кружевных балерин

– Я предлагаю под каким-нибудь предлогом сдать шиповник, который я захватила из соседской квартиры, на анализ. Если в смеси не найдут никаких сильнодействующих веществ, значит, смерть Лидии Андреевны не криминальная и мне придется поверить, что она вдруг решила достать что-нибудь с верхних книжных полок. А если найдут, то это будет поводом для открытия уголовного дела без страха выставить себя посмешищем.

– Никакого «если». – Зимин допил кисель и со стуком поставил чашку в раковину, давая понять, что разговор окончен. – Твоя соседка что, резидент вражеской разведки? Или у нее в квартире совершенно случайно спрятаны сокровища царя Соломона? Зачем кому-то пробираться к ней по ночам? Что можно у нее искать?

– Я не знаю, – растерянно сказала Снежана. – Конечно, у нее полно антикварной мебели и всяких безделушек, довольно дорогих. Но она слышала шаги несколько ночей подряд, а за это время все ценное можно было уже вынести.

– Вот именно. Рад, что твое разыгравшееся воображение не до конца победило голос разума. А потому закончим на этом. Засим прощаюсь, вечером позвоню, чтобы узнать, как Танюшка, завтра постараюсь заехать, но пока не знаю во сколько.

– Шиповник не возьмешь? – с унылой обреченностью спросила Снежана.

– Разумеется, нет.

Он вышел из кухни, и спустя пару минут хлопнула входная дверь, сообщая, что следователь Зимин удалился. Что ж, надо признать, это сражение она проиграла. В спальне мама по-прежнему укладывала Танюшку спать, поэтому Снежана прошла в мастерскую, села к стоящему там большому закройному столу, перебрала валяющиеся на нем наброски и сколки, которые стали элементами коллекции для будущей выставки. Уныло посмотрела на панно. Такими темпами она не только к первому апреля не успеет, а и к началу лета не справится.

Рука потянулась к фигурке подаренной ей накануне соседкой танцовщицы, поставленной на полку с альбомами, в которых хранились работы ее мамы, в прошлом тоже автора нескольких кружевных коллекций. Хрупкие фарфоровые завитки приятно холодили пальцы. Удивительное мастерство, конечно. Она вернула статуэтку на место. Некогда рассиживаться. Нужно вымыть посуду, чтобы хоть немного разгрузить маму от домашних дел и, пока спит Танюшка, сплести сегодняшнюю норму кружевного узора, чтобы не выбиваться из графика.

Несколько дней она так и делала, подчиняясь жесткой внутренней самодисциплине. В любую свободную минуту садилась за валик с коклюшками, радуясь, что затеянное панно становится все больше. Ее работа, когда-то казавшаяся бескрайней, наконец-то двигалась к концу. Теперь Снежана была точно уверена, что к исходу марта управится. Дочка потемпературила и пошла на поправку, так что за нее Снежана больше не волновалась. В ателье все шло по плану, а с заезжающим каждый день мужем Снежана больше не ссорилась и к обсуждению странной смерти соседки не возвращалась.

Ей вдруг стало казаться, что она и впрямь все придумала. Аргументы, приводимые Зиминым, звучали логично. Ну что можно искать в квартире внизу три ночи подряд? Правда, Снежана посещала ее только один раз, да и вообще не была настолько близка с соседкой, чтобы быть уверенной в том, что в ее доме не хранятся какие-то значимые ценности. Но тот, кто мог о них знать, вряд ли возвращался бы снова и снова.

Старушка-соседка умерла во вторник, а в четверг вечером в квартире Машковских раздался звонок в дверь. Они никого не ждали, но на пороге стояла женщина лет пятидесяти со смутно знакомым лицом. Снежана где-то видела ее раньше, но сейчас не могла точно сказать, где именно.

– Здравствуйте, – сказала женщина. – Я могу зайти? Мне бы Ирину Григорьевну.

– А, Галина Михайловна, добрый вечер. – Мама появилась в прихожей, показывая жестом Снежане, что она справится сама. – Заходите, пожалуйста. Что-то еще случилось?

Галина Михайловна? Кажется, именно так звали домработницу Лидии Андреевны, ту самую, что обнаружила тело. В Снежане проснулся уже улегшийся было сыщицкий азарт. Интересно, будет очень неприлично выспросить подробности?

– Я попросить пришла, – продолжала тем временем женщина, заходя в квартиру. – Понимаете, завтра похороны Лидии Андреевны, земля ей пусть будет пухом. Такая хорошая женщина была, такая добрая. Мы ведь с ней двадцать лет душа в душу жили. Вот все годы, что я в их квартире прибиралась. И платила она мне щедро, и подарки к праздникам дарила, и в положение всегда входила. Вот если, к примеру, я заболею или мне по делам каким уехать надо, так она завсегда с пониманием относилась. А уж как благодарила за то, что я убираюсь чисто, так и не сказать.

– О чем вы хотите попросить, Галина Михайловна. – Мама тактично прервала словесный поток, возвращая беседу в деловое русло. – На похороны прийти? Боюсь, мы недостаточно хорошо друг друга знали, хоть и прожили всю жизнь в одном подъезде.