– Нет-нет, похороны будут совсем скромными. Племянница мужа Лидочки Андреевны со своей семьей, две подруги, когда-то больше было, но возраст, сами понимаете, в последние годы только три их и осталось, соседи из второй квартиры на Лидочкиной площадке, вот и вся траурная процессия. Понимаете, я тоже очень хочу попрощаться и на кладбище съездить, чтобы все по-человечески было. А Ирма, это племянницу Лидочкиного мужа так зовут, просит, чтобы я дома осталась. На мне же поминальный стол, нужно, чтобы к их возвращению все готово было, накрыто и с пылу с жару. Хоть и конец февраля, а студено еще, замерзнут они на кладбище-то. Вот я и подумала, вы не согласитесь на хозяйстве побыть, пока я на похороны схожу? Нет, вы не подумайте, я все приготовила уже. Сегодня целый день у плиты стояла. Нужно будет только все из холодильника на стол к положенному часу выставить, солянку разогреть и пирожки в духовке тоже. Я бы показала.
Мама, добрая душа, разумеется, была готова согласиться. Ее хлебом не корми, дай помогать людям.
– Конечно, Галина Михайловна! – вскричала Снежана, опережая маму и делая шаг вперед. – Я с удовольствием завтра с утра останусь в квартире Лидии Андреевны и сделаю все, что вы скажете. Мы так хорошо пообщались накануне ее смерти, что я чувствую себя обязанной помочь. А мама с Танюшей останется. Во сколько мне прийти?
Ирина Григорьевна во все глаза смотрела на дочь. Потом улыбнулась, видимо понимая, что той хочется снова оказаться в соседкиной квартире, недаром же она считала ее смерть подозрительной. Мама, в отличие от Зимина, понимала, что дочке скучно и снова хочется почувствовать ветер приключений на щеке. Помочь с поминальным столом и под шумок обследовать квартиру – в этом не было ничего криминального. И опасного тоже. Пусть развлекается.
– Отпевание в церкви в одиннадцать, – все так же зачастила Галина Михайловна, – значит, уйду я в половине. Вы придите минут за десять, я к тому моменту стол накрою, так что просто покажу, какую еду куда ставить. А когда с кладбища выезжать в сторону дома будем, я вам позвоню, и вы супчик подогреете и все остальное тоже. Лады?
– Лады, – согласилась Снежана.
Назавтра в двадцать минут одиннадцатого она с некоторым трепетом уже стояла перед дверью нужной квартиры. Только в понедельник она была здесь и, уходя, даже представить себе не могла, что в следующий раз переступит порог в день похорон хозяйки.
Открывшая ей Галина Михайловна была одета во все черное. На голове траурная повязка. Этот обычай Снежана считала ужасно уродливым. Сама она тоже надела с утра черную водолазку и черные джинсы. Неудобно было появляться перед родственниками и друзьями умершей старушки не в трауре. Покосившись на дверь, ведущую в библиотеку, она невольно поежилась, представив, как хлопочущая сейчас здесь домработница обнаружила мертвое тело.
– Страшно было? – спросила она, не уточняя, что имеет в виду.
Галина Михайловна сразу ее поняла.
– Страсть господня. Я в дверь-то в то утро звоню-звоню, а она не открывает, Лидия Андреевна, ласточка моя. Ну, думаю, может, к подружке ушла, не собиралась, правда, но та ведь и захворать могла. Не девочки ведь уже. Ну, я ключики свои достала, дверь открыла, захожу в прихожую, в доме тишина. Я разделась, покричала хозяйку-то для приличия, не отвечает. Ну, думаю, точно ушла. Глядь, а в прихожей на вешалке шубка ее висит. Каракулевая, значит. Она зимой-то всегда в ней ходила. Пуховики современные не признавала. Говорила, ее так папа воспитал, что женщина должна носить меха. И ботики меховые внизу стоят, и сумочка на комоде под зеркалом. Тут меня охолонуло, что, видать, случилось что. Я сразу в спальню, а там кровать разорена, а Лидочки-то и нет. Я на кухню тогда побежала. Она ж, как с постели вставала, первым делом чайник ставила, а пока он закипал, в ванную, душ принимать, а потом уж кровать застилала, в домашний костюм одевалась и завтракать шла. Такая была щепетильная в этом плане, никогда себе не позволяла в ночной сорочке и в халате за стол сесть.
– А дальше что было? – Снежана остановила очередной словесный поток, все эти детали ей были ни к чему.
– Ну, на кухне ее тоже не было. И в ванной. И в туалете. Я в гостиную и библиотеку уж напоследок заглянула. Нечего ей там было делать до завтрака-то. Ан нет, в библиотеке моя голубушка оказалась. Голова в крови и угол стола в крови. Я как увидела, так мне самой чуть плохо не стало. Я закричала и кинулась в «Скорую» звонить. Да куда там. Поздно уж было. Видать, в полах халата запуталась, лебедушка моя. Она всегда длинные халаты носила, в пол. Вот запуталась и упала.