Снежана хотела было снова возмутиться, но промолчала. А ведь Лиля права. Как она могла забыть, что после предательства первой жены ее раненный этим муж с трудом доверяет женщинам. Он и ее, Снежану, подпустил близко не сразу. С самого начала искал подвох в ее очевидной влюбленности и в хорошем к нему отношении.
А она в последнее время, положа руку на сердце, перестала предпринимать усилия, чтобы поддерживать в нем уверенность в собственной ценности. Ей казалось, что это очевидно, и потом, у нее было столько дел. Маленький ребенок, бизнес, мама да еще и выставка. А муж отошел на второй план. Стоит ли удивляться, что он снова почувствовал себя ненужным. Старые раны, как известно, не заживают совсем. Так легко сковырнуть корочку, чтобы снова заболело и закровоточило.
– Спасибо, Лиль, – сказала она искренне, – за то, что все это мне объяснила. Я обещаю, что обязательно над этим подумаю.
– Вот и подумай, – согласилась Лиля, – а за шиповником твоим я завтра заеду, мне все равно к тебе в ателье надо. Хочу платье заказать. У Гришки в этом году выпускной. Чем не повод принарядиться.
– Да ты что? – изумилась Снежана. – Господи, как быстро время летит. Матвей, значит, в этом году уже второй курс окончит?
Гришкой звали Лилиного сына от первого брака. Матвей же был приемным ребенком, которого они с Лавровым усыновили, когда поженились. Кроме того, пара воспитывала еще сына самого Лаврова, которого звали Степой, а также общую дочь, которая в этом году пошла в первый класс[3]
.– Ну да, осенью у нас будет два студента, а еще через год – три. Разлетаются наши птенцы, Снежана. Все-таки есть что-то грустное в том, что дети растут. Но и радостное тоже. Например, новое платье. Так что завтра заеду, заодно и шиповник твой заберу. Пользуйся возможностью, пока она есть. Скоро не будет.
– Почему это? – Снежана вдруг испугалась, что Лиля больна. Она вообще легко тревожилась и сразу думала о плохом. – Что случилось?
– Ничего. У меня выслуга подходит, планирую уволиться и сменить профиль деятельности.
– Как это? Зачем?
– Ну, во-первых, «самой нежной любви наступает конец, бесконечной тоски обрывается пряжа», как пел Вертинский. К работе это тоже относится. Мне уже сорок, сколько можно работать без продыху. А во-вторых, и в главных, Лавре уже трудно одной тащить свое агентство. Ей уже за семьдесят, она, конечно, молодец, но не двужильная. Пока я на пенсию выйду, пока все оформлю и дела передам, ей почти семьдесят пять лет исполнится. А без доходов ее фирмы нам детей не поднять, на одну ментовскую и одну следовательскую зарплату трех студентов в Москве содержать не получится. Да и малая тоже в круглую сумму обходится. Скоро узнаешь, почем платьица, туфельки и занятия танцами. Так что придется подставить плечо и взвалить прибыльный бизнес по организации праздников на себя.
Снежана точно слышала в голосе Лили несвойственное ей уныние. Свою работу она любила и делала ее хорошо. Лаврой же звали ее чудесную свекровь, Валерию Сергеевну Лаврову, которая действительно все еще работала, обладала боевым характером и на свои годы не выглядела. Но Лиле виднее. Если она говорит, что свекрови тяжело, значит, так оно и есть. Тем более что при Лилькиной занятости домашние хлопоты тоже на Валерии Сергеевне. Ее мама на пару лет старше и тоже весь быт на себе везет. Снежане внезапно стало стыдно.
– Ладно, Лиль, ты пока сильно-то не расстраивайся, – туманно сказала она, понимая, что подобное утешение вряд ли поможет. – Разрулится как-нибудь. А в ателье я тебя завтра жду. Платье придумаем – все упадут. И Лавров твой первый.
Закончив разговор с Лилей, Снежана, не откладывая в долгий ящик, созвонилась и со швейцарской тетушкой. Та историю о новом расследовании, в которое оказалась втянута ее родственница, восприняла с интересом и легкой тревогой.
– А это не опасно? – спросила она. – Помнится, в прошлый раз твои русские преступники меня похитили. Не хотелось бы, чтобы что-то подобное повторилось.
– Тата, дорогая, тебе в этот раз точно ничего не угрожает, – засмеялась Снежана. – Ты же в Швейцарии, а значит, в полной безопасности.
– Я – да, но ты и Ирочка – нет, – заметила Татьяна Елисеева-Лейзен. – И меня особенно тревожит, что вы там одни, без моего присмотра. А на твоего мужа, ты уж прости меня, моя дорогая, я не возлагаю никаких надежд. Эти мужчины такие бестолковые, особенно когда речь идет о какой-нибудь загадке, над которой нужно поломать голову.
На своего мужа Снежана тоже не возлагала никаких надежд, но не говорить же об этом тетушке.
– Тата, успокойся, мне совершенно ничего не угрожает. Да и вообще, как раздобытая в Лейпциге информация о человеке, который, скорее всего, давно умер, может мне навредить здесь, у нас? Я просто тешу свое любопытство. Поверь мне, это не детектив, а мелодрама, любовная история, приключившаяся бог знает когда между русской девушкой и пленным немцем. Все это быльем поросло и не представляет опасности. Так ты мне поможешь?