Танец кружевных балерин

Стоило ли удивляться, что после школы Анечка, единственный ребенок, свет в окошке, поступила в Ленинградский государственный университет и, окончив факультет иностранных языков, устроилась переводчиком в Интурист со всеми вытекающими из этого последствиями в виде турпоездок, валюты и прочих «плюшек». Замуж она вышла по любви, но избранник был ее из тех же кругов, где вращались родители, а потому брак мезальянсом не стал. Муж Анны был физик-атомщик, но так как занимался в основном теоретическими вопросами, то работал не в закрытом «ящике», а в Ленинграде, лишь изредка выезжая в командировки, частенько заграничные. Анна ездила вместе с ним, в том числе благодаря знанию языков.

Она имела, что называется, «чуткое ухо», поэтому любой иностранный язык она схватывала быстро, буквально через пару недель начиная на нем говорить. Немецкий был у нее основным, и им Анна владела в совершенстве, ни один немец ни разу не угадал в ней иностранку. Английским – на уровне синхронного перевода, то есть очень впечатляюще, французский и испанский она изучала сама, пока сидела в декрете с сыном, говорить и читать могла свободно. На бытовом уровне Анна также могла объясниться на арабском и чуть-чуть на суахили.

Такие умения и навыки помогли семье не пропасть даже в перестройку, когда муж временно остался без работы. Потом и у него снова все наладилось, и жили они все эти годы безбедно, а когда муж умер, сын уже достаточно крепко стоял на ногах, да и Анна продолжала даже на пенсии подрабатывать переводами. В собственности у нее имелась родительская трехкомнатная квартира в центре Питера, но жила Анна в основном за городом, в большом и просторном доме сына, поскольку к прочему везению ей и с невесткой повезло. Отношения у них были чудесные. Словом, оплатить частного врача Анна вполне могла себе позволить.

Александра Дмитриевна, которую Анна после первого же визита стала называть Сашенькой, оказалась симпатичной, стройной, прекрасно выглядящей женщиной, на два года старше ее сына и на четыре – невестки. К жалобам Анны она отнеслась серьезно и вдумчиво, не списала их на возраст, назначила все необходимые анализы и обследования, а потом расписала курс лечения и реабилитации на полгода вперед.

К Белокопытовой Анна приходила несколько раз и проникалась симпатией к докторице все больше, поскольку характером та обладала легким, слушала внимательно, советы давала без назидания, а также была достаточно образованной и начитанной, что Анна не могла не отметить и не оценить по достоинству.

Как-то так получилось, что она пригласила Сашеньку приехать к ним в гости, в загородный дом, выходящий окнами на лес, отдохнуть в мокрой, разноцветной, чуть вяжущей тишине сентября. С согласия сына и невестки пригласила, разумеется. Крылся в этом приглашении тонкий расчет, поскольку невестка Ольга в последние месяцы немного хандрила, чуть заметно, сын Павел, к примеру, и не замечал, но Анна своим наметанным глазом это видела и списывала на возраст. Самый неприятный и опасный для женщины, подбирающейся к пятидесятилетию.

Наблюдая за Сашенькой, она таких возрастных изменений и связанного с ними плохого самочувствия не видела, а потому надеялась, что та поделится своими женскими секретами с Ольгой, которая о том, чтобы пойти к врачу, даже слышать не хотела.

– Все у меня в порядке, Анна Валентиновна, – отмахивалась она чуть раздраженно, и в этом тоже виделся симптом, потому что невестка обладала покладистым характером и свекровь любила. – Что вы придумываете-то, право?

Анна же знала, что ничего не придумывает и как-то во время очередного приема поделилась своими сомнениями с Сашенькой, и та подтвердила, что все вышеописанное может быть связано с недостатком гормонов, а в просторечии с подступающим климаксом. Бороться с этим можно и нужно, и Сашенька готова помочь и подсказать, если Ольга к ней обратится.

Не зная, как подступиться к невестке, чтобы ее не обидеть, Анна благоразумно решила, что если гора не идет к Магомету, то Магомет в состоянии прийти к горе, и пригласила Александру Белокопытову в гости на выходные. Та сначала удивилась, а потом согласилась.

– У меня так редко получается за город выезжать, – сказала она. – А вы в таком чудесном месте живете. Практически на берегу Финского залива. Все годы, что живу в Питере, мечтаю о том, чтобы построить там домик. Но моих доходов на это катастрофически не хватает.

– А вы, значит, не питерская? – спросила Анна, больше из вежливости, чем из искреннего интереса.

– Нет, я из Вологды, – ответила Белокопытова, и Анна на какое-то время перестала дышать.

Слово «Вологда» было связано для нее с мучительными фактами, которые Анна предпочла бы никогда не знать. Но так получилось, что узнала. Сын давно, четверть века назад, запретил ей об этом думать, и у нее практически получилось, но иногда, вот как сейчас, случайное слово срывало, как это называл Ремарк, марлевую повязку новых ощущений и впечатлений и дарило незажившей ране новую боль. И новую порцию гнева.