– Фридрих, поверьте, что я отдаю вам не последнее. Я долго готовился к сегодняшнему дню, хотя и не уверен, что у нас получится сохранить хотя бы часть. Пусть же эта вещь останется у вас. Здесь, в довершение ко всему, безопаснее.
Как рассказал частному детективу Вернер Фальк, визитеру удалось уговорить его деда, и тот не только принял врученную ему ценную вещь, но и пообещал надежно спрятать ее.
– Если бог даст нам свидеться, Марк, то я обещаю, что верну ее вам в целости и сохранности.
– Сохраните ее, Фридрих, если у вас получится, – прошелестел Шварцман. – А если нет, то просто пообещайте, что пустите вырученные за нее деньги на благое дело. Впрочем, можете не обещать. Неблагие поступки не для вас. Вы на них не способны.
Он ушел, и ночью его семья действительно покинула Лейпциг. Убедившись в том, что Шварцманы уехали, Фридрих Фальк решил спрятать оставленное ему сокровище подальше от посторонних глаз, даже случайных. О том, где оно будет храниться, знали лишь его жена Мария и сын Клеменс. Старшая дочь Урсула жила с мужем и детьми отдельно, а девочкам – Хелене и Вилде – было решено ничего не говорить, дабы не проболтались.
Изящная и очень дорогая вещица была аккуратно размещена в основании одной из стоящих в гостиной на пианино фарфоровых статуэток. Их, купленных на Лейпцигской ярмарке, было четыре. Балерины отличались цветом пачек. Одна из них, надевающая пуанты в розовой пене кружев, и хранила теперь доверенную ей тайну. Фридрих Фальк собственноручно заделал углубление медицинским гипсом, после чего фигурка вернулась обратно на пианино, где и стояла до тех пор, пока советский офицер Андрей Строгалев среди других трофеев не увез ее в Советский Союз.
Снежана задумалась, вспомнив воздушные фигурки в квартире внизу. Желтая, сиреневая, голубая. Последняя сейчас стоит перед ней, стоит только поднять глаза. Вот она, на полке. Была еще и розовая, как говорила Лидия Андреевна, самая ее любимая. Та, которую украл Клеменс Фальк, на глазах семилетней девочки завернул в портянку и спрятал в карман ватника. А Лидочка из любви к сестре не стала его выдавать.
Вернер Фальк рассказал, где именно его отец спрятал украденную балерину. Единственным надежным и в то же время доступным местом он счел дом, на строительстве которого работал. До того как Строгалевы хватились пропажи, он успел вернуться на стройку, на скорую руку расколупать свежую кирпичную кладку, обустроить завернутую в портянку статуэтку в импровизированной нише и наскоро заделать ее досками и штукатуркой.
Если в своем последнем письме к Надежде Клеменс писал, что оставил ей достаточно, чтобы вырастить ребенка, значит, Строгалева знала, где спрятана фигурка и что именно в ней находится? Получается, возлюбленный рассказал ей об этом в ту последнюю встречу перед ее отъездом в Ленинград. Господи, и что же это такое было?
Не выдержав неторопливости тетушкиного рассказа, Снежана задала этот вопрос вслух.
– Пуговица, – ответила Елисеева-Лейзен. – Ты представляешь?
– Пуговица? – глупо переспросила Снежана. – Какая еще пуговица? Разве она может стоить целое состояние?
Теперь в голосе тетушки слышалось удовлетворение. Она была страшно рада, что сумела заинтересовать и заинтриговать племянницу.
– Еще как может. Дело в том, что это была шубная пуговица. Марк Шварцман же торговал мехами. Даже у современных шуб есть одна крупная пуговица у самого горла, ну, ты знаешь.
Да, Снежана знала.
– Так вот это была именно такая пуговица. Изначально восемнадцатого века. Серебряная. Со вставкой из настоящего перламутра, обрамленной четырнадцатью изумрудами.
– Ничего себе!
– Это еще не все. Самый крупный изумруд весил четыре карата, самый маленький – один карат. Шесть изумрудов весили по три карата каждый и еще шесть – по два.
– Тетя! Сколько же эта пуговица может стоить? – Снежана внезапно охрипла.
– С учетом, что изумруды в ней эксклюзивные, а не коммерческие и обладали прозрачностью и глубиной цвета, то по нынешним временам, как сказал мой ювелир, который, сама понимаешь, понимает, о чем говорит, их стоимость составляет примерно восемь-девять тысяч долларов за карат, плюс антикварная стоимость вещи.
Снежана быстро посчитала в уме. Получалось, только изумруды тянули на двести восемьдесят – триста пятнадцать тысяч долларов. Интересно, можно убить за такую сумму или все-таки маловато? Впрочем, антикварный характер вещицы мог делать ее воистину бесценной. Хотя что может быть дороже человеческой жизни?
– То есть потомки Клеменса Фалька знали о том, какую именно ценность он стащил из квартиры своей возлюбленной, но был вынужден оставить в Советском Союзе? И что же, они никогда не думали о том, чтобы найти эту пуговицу и вернуть себе?