Танец марионеток

Будто сквозь туман я видел, как еще несколько солдат появились в бреши, пробитой Олухом. Один из них подошел ко мне, наклонился с добродушной улыбкой и похлопал по щеке рукой в бронированной перчатке. Я далеко не сразу понял, что передо мной капитан Носьерес.

– Ни шагу ближе, или я перережу ему горло, – услышал я голос Ферре, который отступил к стене, держа нож у шеи Ифрита.

– Должен признаться, я не совсем понимаю, – отозвался командир эрейцев, и в его голосе прозвучало неподдельное изумление, – зачем мне прилагать какие-то усилия, чтобы продлить жизнь этой сволочи?

Только теперь мое зрение обострилось настолько, что я разглядел арбалеты у людей Носьереса, нацеленные на Ферре и Ифрита. У меня была безграничная вера в способности моего телохранителя, и я знал, что он справится даже с Олухом, но арбалеты совершенно меняли дело.

– Если бы он не был вам нужен, вы бы давно его прикончили, – рассуждал тем временем Ферре.

– Да, он нам пару раз пригодился, – равнодушно бросил Носьерес. – Но, сдав нам вас двоих, он уже выполнил свою задачу, и теперь мы можем попрощаться с ним без особой ностальгии.

Я понял, что лишенный наследства барон смотрит не на капитана из Восьмого кавалерийского, а на меня, ожидая решения, как разыграть партию. Я не был в тот конкретный момент на пике своей интеллектуальной мощи, но знал, что на месте Носьереса убил бы Ферре, так как его труп был гораздо ценнее живого Ифрита. Эрейцы должны были знать, насколько он опасен. Они позволят ему покинуть это здание, только если он будет или мертв, или связан.

– Сложи оружие, – сказал я.

Барон тут же опустил нож и отстегнул от пояса меч. Один из эрейцев подошел к нему и нервно, трясущимися руками связал ему запястья. Носьерес же подошел вплотную к доносчику и ударил его бронированной перчаткой по лицу.

– Ты – сукин сын, но мы позволяем тебе жить, потому что ты наш сукин сын, – прогремел он и несколько раз пнул в живот свернувшегося на полу Ифрита. – Выкинешь нам такой номер, как им, и мы покажем тебе, что настоящий художник умеет делать с зубными инструментами.

Я поморщился, немного от боли и немного от злорадства. Я был уверен, что Ифрит слышал одну и ту же угрозу несколько раз в неделю от каждой группировки, которой он доносил. Носьерес оставил стонущего ростовщика на полу и вышел из кабинета, дав знак своим людям следовать за ним.

Когда эрейцы вывели нас на пустынную улицу, мне удалось наконец их сосчитать, и оказалось, что их было всего семеро, включая Олуха и капитана. Они накинули на нас черные плащи, чтобы избежать политических последствий, которые могли бы возникнуть при виде эрейских войск, арестовывающих своих союзников. Ферре шел со связанными руками и арбалетом, направленным в спину, а меня даже не связали, вполне справедливо предположив, что я достаточно избит, чтобы совершать резкие движения. Я едва мог передвигаться в быстром темпе, не говоря уже о том, чтобы бежать или сражаться. Конечно, у нас отобрали всё оружие, которое нашли, но мне удалось сохранить один складной нож, предусмотрительно спрятанный во вшитом в ткань кармане. Я сам с маленьким ножом не представлял, конечно, большой угрозы, но если бы мне удалось разорвать узы Ферре…

Мое подозрение, что Носьерес ведет собственную игру, а не следует распоряжениям командования, подтвердилось, когда я понял, что ведет он нас вовсе не в казармы Восьмого кавалерийского, расположенные в центре города. Мы удалялись все дальше и дальше вглубь Ходоков, беднейшего района Д’уирсэтха. Дома становились все ниже и неопрятнее, а прохожие появлялись все реже. Впрочем, это последнее обстоятельство ничего не меняло, каждый житель Ходоков реагировал только одним способом на появление эрейского отряда, сопровождавшего заключенных, – опустив взгляд в землю, огибал его по широкой дуге.

Мы как раз добрались до самой дрянной части города, где уже не было ни одного каменного здания и стояли одни деревянные развалюхи, когда услышали доносящийся издалека гул. Казалось, где-то там гудит встревоженный пчелиный рой. И только подойдя ближе, мы поняли, что это гул разъяренных человеческих голосов. Эрейцы стали беспокойно переглядываться, но мы продолжали двигаться вперед.

Именно тогда мы увидели источник звука. Из-за угла улицы, в нескольких десятках шагов впереди, наступала бесчисленная разъяренная чернь. Сотни людей в рваной, грязной одежде, вооруженных палками, тесаками, ножами и прочим самодельным оружием, маршировали в нашу сторону, кипя от накопившегося гнева.