В этом зрелище не было ничего необычного для Д’уирсэтха. Беспорядки и столкновения между недовольным населением и королевскими силами происходили регулярно и никого не удивляли. Националистические настроения господствовали фактически во всех социальных слоях Каэлларха, но беднота наиболее открыто выражала свое недовольство оккупационной властью. Возбужденные толпы собирались в Ходоках довольно часто, а потом направлялись в богатую часть города, и это всегда заканчивалось погромами, протестами и столкновениями с Городской стражей или эрейцами. Носьерес неудачно завел нас прямо на путь такого марша, который должен был закончиться мордобоем под ратушей или губернаторским дворцом.
Разъяренная чернь с энтузиазмом отреагировала на небольшую кучку солдат, что так любезно и по собственной воле кинулись прямо в ее объятия. По толпе пронеслись торжествующие вопли и угрожающие выкрики в адрес оккупантов. Один из эрейцев, держащий арбалет, запаниковал и послал болт в сторону толпы. Какая-то женщина с тесаком в руке тотчас упала на землю, а толпа взорвалась неудержимой яростью и помчалась прямо на нас. Носьерес, который был неплохим тактиком, сохранил хладнокровие и сразу же вывел нас с широкой главной улицы, где нас легко можно было окружить, в один из узких боковых переулков, где между двумя зданиями были по крайней мере защищены фланги. Улочка была настолько тесной, что одного Олуха оказалось достаточно, чтобы перекрыть проход.
Увидев огромного, бронированного с головы до ног и плечистого, как шкаф, эрейца с топором в руке, бунтовщики на мгновение потеряли способность соображать. Но тут же нашлось несколько человек, опьяненных алкоголем и неуемным гневом, которые бросились в атаку, увлекая за собой остальную толпу. Олух замахнулся топором и одним ударом сбил нескольких нападавших. На него тут же накатила еще одна волна только для того, чтобы погибнуть от очередного удара могучего эрейца. Лишенные каких-либо доспехов, изможденные и наступающие толпой бедняги падали под ударами дубины, как травы во время сенокоса. За спиной сержанта стояли солдаты и били кинжалами тех, кому каким-то чудом удавалось увернуться от топора. Носьерес вместе с двумя арбалетчиками прикрывал тыл и защищал меня и Ферре.
Несмотря на поразительную эффективность Олуха и кровавую жатву, которую собирал его топор, снова и снова кому-то удавалось проскользнуть между его ударами. Палки, тяпки и молотки не могли, конечно, пробить его броню, но то и дело какой-нибудь вооруженный ножом противник добирался до Олуха и вонзал лезвие в одну из дыр в его броне, прежде чем поддерживающие его солдаты успевали отреагировать. Великан яростно ревел, как раненое животное, отгоняющее мелких хищников, но ран на его теле становилось всё больше, а промежутки между его ударами оказывались все длиннее. Наконец он достиг предела своей выносливости, и волна атакующих накрыла его, опрокинула на землю, и множество лезвий вонзилось во все доступные для ударов места. Олух прорычал в последний раз, прежде чем длинный клинок, вонзенный в глаз, не заставил его замолчать навсегда. Остальные эрейцы оказали ожесточенное сопротивление, но не смогли сдержать натиск толпы и падали один за другим. Носьерес быстро оценил обстановку и, не обращая внимания ни на нас, ни на своих людей, бросился бежать. Двое из его солдат, которые должны были нас охранять, совершенно растерялись, с изумлением глядя вслед своему бегущему командиру.
Дальше дела пошли намного легче. Оба охранявших нас арбалетчика, в отличие от остальных членов отряда, были облачены не в полный доспех, а только в легкие кольчуги. Я достал припрятанный нож и вонзил его в шею первому. Ферре, несмотря на связанные руки, схватил второго за лицо и выцарапал ему глаза пальцами. Я разорвал узы моего товарища, и мы пустились бежать. Двое эрейцев все еще оставались в живых, но они были слишком заняты, отражая натиск черни, и не заметили то, что происходит за их спинами.
Я не мог двигаться слишком быстро, потому бежал легкой рысцой и постоянно стонал от боли, прошивающей грудь. Мы добрались до конца улицы и увидели перед собой совершенно пустынную местность. Все жители района сбились в толпу, которая, лишенная какого-либо руководства, не догадалась, конечно, окружить нас. Путь домой для нас был свободен, а благодаря плащам, которые по щедрости своей дали нам эрейцы, мы скрывали полковые знаки отличия.
Носьереса нигде не было видно. Впрочем, преследовать его мы не собирались. В моем состоянии я не смог бы идти в ногу с Ферре, а о том, чтобы разделиться, и речи быть не могло. К тому же, капитан Восьмого кавалерийского полка был одиноким эрейцем с офицерскими знаками отличия, затерявшимся в мятежном квартале. Его шансы на выживание были не слишком велики.