Танец на кладбище

Открыв боковую дверь, Эстебан осторожно вошел в огромное помещение амбара, где стоял запах сена и старой штукатурки. Вокруг громоздились декорации из его многочисленных фильмов, которые он упорно собирал и хранил, несмотря на то что это требовало определенных затрат. Делал он это из какого-то сентиментального чувства, которое не мог объяснить. Как любые другие декорации, они изготавливались в спешке, склеивались и скреплялись на скорую руку, лишь бы дотянуть до конца съемок. Потом они быстро приходили в негодность. Тем не менее он чувствовал к ним нежную привязанность и был не в силах расстаться с этим хламом. Для него была невыносима мысль, что их сломают и вывезут на свалку. Эстебан провел здесь не один упоительный вечер, бродя между декорациями со стаканом коньяка в руке, прикасаясь к ним, восхищаясь их красотой и с умилением вспоминая о своей былой славе.

Сейчас они тоже сослужили ему неплохую службу — задержали этого агента, заставили его блуждать, в то время как Эстебан мог спрятаться за ними и незаметно пробраться вперед.

Пройдя в дальний конец амбара, он отпер железную дверь. За ней была лестница, спускавшаяся в холодную темноту подвала. В прошлом на месте теперешнего особняка была гостиница, и здесь хранились фрукты и овощи, вызревали сыры, солилось мясо и находились винные погреба. Теперь же все подвалы были забиты декорациями. Он расчистил только мясной погреб, чтобы посадить туда дамочку.

Эстебан лавировал между декорациями с легкостью слепого, изучившего свой дом до мельчайших деталей. В этой кромешной темноте ему не требовалось никакого освещения. Вскоре он вышел к началу подземного хода, который соединял амбар с домом. Здесь он включил небольшой светодиодный фонарик. Его голубоватый луч высветил покрытые штукатуркой стены и деревянную крепь, оставшуюся после съемок «Побега из Синг-Синга», где декорацией служил этот самый подземный ход, что позволило сэкономить приличную сумму. На расстоянии двадцати футов от начала туннеля к стене была прикреплена фанерная панель, из которой торчал небольшой коленчатый рычаг. Бегло осмотрев его, Эстебан убедился, что он находится в рабочем состоянии. Это был несложный механизм, не требующий для работы электричества и использующий только силу тяжести — в кинопроизводстве любые приспособления должны быть надежными и простыми в обращении, поскольку хорошо известно: то, что может сломаться, обязательно сломается, причем именно в тот момент, когда работает кинокамера, а кинозвезда наконец протрезвела. Год назад он опробовал это собственное изобретение и убедился, что оно функционирует ничуть не хуже, чем в тот день, когда он снимал знаменитую сцену побега из фильма, который чуть не принес ему награду Американской академии искусств. Но увы, не дотянул.

Вспыхнув от досады при мысли о потерянном «Оскаре», Эстебан выключил фонарик и прислушался. Так и есть. Вдали послышались шаги приближающегося агента. Сейчас ему предстоит сделать ужасное открытие. При всем своем уме и дьявольской сообразительности, бедняга вряд ли догадается, что его ждет.

77

Гарри Р. Числетт, заместитель начальника полиции района Вашингтон-Хайтс, стоял на центральном контрольном пункте на Индиан-роуд с двумя рациями в руках. Столкнувшись с беспрецедентным и совершенно неожиданным поворотом событий, он тем не менее — так ему казалось — сумел быстро и четко среагировать. Кто мог предвидеть, что здесь так быстро соберется огромное количество демонстрантов, одержимых общей идеей? И все же он, Числетт, не растерялся. Но вся трагедия в том, что он окружен некомпетентными и неумелыми людьми. Его приказы были неверно истолкованы, плохо выполнялись и даже игнорировались. Да, это была именно трагедия, другого слова не подберешь.

Подняв полевой бинокль, Числетт направил его на входные ворота Вилля. Демонстранты сумели прорваться внутрь, и его людям пришлось последовать за ними. Их сообщения были крайне беспорядочными и противоречили друг другу. Одному Богу известно, что там на самом деле происходит. Он бы и сам туда пошел, но командир не имеет права подвергать себя опасности. Там могут быть случаи насилия или даже убийства. Во всем виноваты полицейские, которые должны были следить за порядком. Так, во всяком случае, будет написано в его отчете.

Числетт поднял рацию, зажатую в правой руке.

— Передовая позиция альфа, — гаркнул он. — Передовая позиция альфа. Займите оборонительную позицию.

Рация потрескивала и искрила.

— Передовая позиция альфа, вы слышите меня?

— Позиция альфа, вас понял. Прошу уточнить последний приказ.

— Я сказал, займите оборонительную позицию. Буду вам очень признателен, если впредь вы будете выполнять мои приказы, а не просить их повторять.

— Я просто хотел удостовериться, сэр. Потому что две минуты назад вы приказали нам отступать и…

— Выполняйте!

От стайки полицейских, бесцельно слонявшихся по бейсбольной площадке, отделилась фигура в темном костюме и зашагала в сторону Числетта. Инспектор Минерва.

— Я слушаю вас, инспектор, — произнес Числетт голосом заслуженного отца-командира.