Танец на крыльях

В свой кабинет я вернулась с абсолютно невозмутимым видом и застала любопытную картину. Андрюша восседает у двери, сосредоточенно уставившись в свой телефон. Глебов же, как ужаленный, мечется от одной стены до другой, матеря на чем свет стоит моего непробиваемого Орка и обещая ему жестокую расправу за произвол.

— А что у вас здесь происходит? — я с удивлением перевожу взгляд от одного мужчины к другому.

Андрюшка, находившийся от меня в непосредственной близости, оторвал взгляд от экрана, по которому ползали танчики, и широко улыбнулся. И в этот же момент зарычал Глебов:

— Я, бля*ь, что — в плену?

— Почему? — я с недоумением смотрю на взбесившегося гостя.

— Вот и я спрашиваю — почему? С какого это хера я даже в туалет сходить не могу? Вы хоть в курсе, как это можно трактовать с юридической точки зрения? Как похищение человека!

— Глебов, тебе моча, что ли, мощным напором в голову шибанула? Да на кой ты нам нужен — похищать тебя? Вали уже на все четыре стороны, пока не зассал мне новый кабинет!

Я указала этому психу на выход и перевела вопросительный взгляд на Андрюшу:

— Кто его держит?

— Римма сказала не выпускать пока никуда, — он пожал гигантскими плечами. — Если не нужен — пусть валит.

Ах вот оно что! Я почти с умилением смотрю на невозмутимого и устрашающего Андрюшу, а на моем лице расползается довольная улыбка — какие же они с Риммочкой разные, и оба — такие милахи. Андрей вовсе не был тугодумом и вполне способен принимать решения самостоятельно и быстро, но все же больше всего меня восхищают его безукоризненная исполнительность и абсолютная непрошибаемость.

— Спасибо тебе, Андрюш, иди пока к себе, скоро уже домой поедем, — у меня даже рука зудит от желания погладить моего великана по буйной голове, но такого я себе, конечно, не позволяю.

Орк исчез за дверью под возмущенный сопроводительный комментарий Глебова:

— Пи*дец тебе, тупая обезьяна!

— Однако, Игорь, ему хватает ума игнорировать твой глупый бессильный лепет. И знаешь, Андрею никогда бы не пришло в голову издеваться над слабыми и, уж тем более, женщинами. Но это привилегия лишь сильных, благородных и умных мужчин. А ты, Глебов, — просто Емеля!

— Учитывая твое недавнее состояние, я сделаю вид, что не слышал всего этого, — цедит он сквозь зубы.

— О, ты очень добр ко мне. А что там с моим недавним состоянием?

— Ну, тебе, кажется, плохо стало? — поясняет Глебов. — Прости, я совсем не хотел тебя расстраивать, и, кстати, без макияжа ты еще красивее и нежнее, что ли…

— Ой, да брось ты, я не расстроилась. Просто насмотрелась на тебя и меня стошнило. И, чтобы не допускать рецидива, шел бы ты уже… Кажется, ты в туалет сильно торопился? Давай!

— Ох и дерзкая ты! — со смесью злобы и восторга рявкнул Глебов. — Но мы не договорили еще, малышка. Я очень хочу познакомиться со своей дочерью. Готов на твои условия.

Вот смотрю на него и не понимаю — это глупость, наивность или запредельная наглость?

— А знаешь, Глебов, я могла бы и дальше издеваться над твоей неосведомленностью… Но зачем? Ты будешь таскаться за мной, мельтешить у меня перед глазами…

— Фильтруй, пожалуйста, выражения, — поморщившись, просит Глебов. Просит мягко, но я продолжаю:

— Признаться, я была сильно удивлена, когда узнала, что ты обиваешь пороги всех клиник, чтобы отремонтировать свое бесплодие. Неужели так хочешь наследника? Я была уверена, что такие уроды, как вы с Соболевым, не задумываются о потомстве… Да и не следует вам размножаться. Но я сморю — ты упорный!

— Диан…

— С закрытым ртом меня слушай! — давлю интонацией, и Глебов зябко передергивает плечами. — Знаешь, Глебов, я уже давно не маленькая и испуганная Дина Кузнецова, черномазая сиротка с хрупкими, легко ломающимися ручками. Я — Диана Шеро, а все, кто когда-то пытался меня сломать, теперь лишь безликие пешки на моем поле — так уж расположились звезды. Нет — я не стала бессмертной и неуязвимой, но… Завтра я могу случайно споткнуться и насмерть убиться, а уже послезавтра от семей Соболевых и Глебовых останутся только паршивые воспоминания. Вы даже нигде не всплывете. И это не угроза — это констатация. Но это так — для информации. А еще у меня есть для тебя подарок. Хочу показать тебе моего сына.

Я разблокировала телефон и выбрала недавнее фото, на котором мы вместе с Реми в день его пятнадцатилетия.

 — Смотри-ка, — я подношу Глебову экран, на который он таращится, как завороженный. — Красивый мальчик, правда? Его воспитал очень сильный и могущественный человек, которым мой сын безмерно гордится. И, знаешь, если мой ребенок вдруг узнает, что у него где-то существует биологический папашка, который изнасиловал его обожаемую мамочку, мальчик сильно расстроится и тогда сам очень захочет познакомиться с горе-производителем. Как думаешь, Емелюшка, пощадим нервы ребенка?

Сейчас в глазах и на лице Глебова нет уже привычных мне эмоций — восторга, ярости, высокомерия… Прямо сейчас это растерянный и обиженный дяденька, который спрашивает осипшим от волнения голосом:

— Так у меня нет дочери?

Совсем, что ли, идиот? Или так сильно мечтал о девочке?