Танец песчинок

– Что самое опасное для мудрого человека, девочка моя? – спрашивает барон.

Глафира вскидывает на покровителя подобострастный взгляд и замирает в ожидании. Она уже привыкла к роли молчаливого слушателя, которому вопросы задают только для того, чтобы подтвердить собственные размышления. Покорность, однако, всего лишь третье по ранжиру качество, за которые её ценит Рюманов. Первое – беззаветная преданность, второе – блистательная красота.

– Наипервейшая опасность для мудрого человека, Глаша, это когда его заставляют действовать. И не важно – обстоятельства тому виной, собственные побуждения или чьи-то чужие поступки. Сделай чаю, будь ласка.

Девушка вскакивает с кресла и, громко топоча босыми ногами и заглушая музыку, кидается в направлении кухни. Барон следит, как колыхается подол платья, открывая взгляду светлые икры, и вздыхает. Если говорить о внешности Глафиры, то Рюманова привлекают именно изящные ступни девушки, потому он постоянно заставляет её ходить босой и носить платья чуть выше лодыжек. Колыхание ткани придаёт придуманному образу налёт домашнего уюта, знакомого ещё с детства. В родовом гнезде Рюмановых вся прислуга женского пола одевалась подобным образом.

О том, что происходит в имении сейчас и как им распоряжается старший брат барона, Рюманов предпочитает не думать. Застарелая обида, неодобрение семьёй его выбора… всё это и многое другое давно уже отдалило Рюманова от родственников, однако воспоминания остались. В отличие от многих, барон их не гнал от себя, а тщательно взращивал.

Глупо отрицать прошлое, которое даёт понимание будущего.

Тем временем Глафира возвращается. Медленно и аккуратно ступая, перекатывая ступню с пятки на носок, девушка вносит поднос, на котором стоят заварочный чайник, кружка и сахарница. Чай барон предпочитает крепкий и хорошо подслащённый, но никакой еды при этом не терпит.

Глафира ставит поднос на столик, наливает в чашку ароматной жидкости густого коричневого цвета, бросает четыре ложки сахара, размешивает и возвращается в кресло, вновь вжавшись в него спиной, словно желая раствориться в мягкой мебели. Барон переливает часть чая в блюдце, поднимает его, придерживая снизу на расставленных пальцах, и благосклонно кивает.

– Возвращаясь к разговору, замечу, что опасность для мудрого человека даже не в самом принуждении, а в том, что мудрый человек не привык к поспешным действиям. У него всегда есть план, он поступает в зависимости от выстраданных решений, а потому никогда и ни за что не должен бежать сломя голову куда-то, даже если мир при этом погибает… Ты слушаешь?!

Крик выдёргивает Глафиру из подступающего забытья. Она ничего не может с собой поделать – барон рассказывает интересно, но звуки его голоса для неё сродни музыке. Часто та музыка заставляла её извиваться в жаре страсти или же вынуждала искать прощения, но порой, как сегодня, убаюкивает своей размеренностью.

– Простите, – шепчет девушка, вновь выскальзывая из кресла, но теперь уже она не бежит, а ползёт к Рюманову, покорно опустив голову и стараясь не заглядывать барону в глаза.

Тот смотрит за движениями девушки со спокойным и сытым удовлетворением, но в глубине глаз разгорается пожар. Глафира подползает ближе, трётся о колено, укрытое халатом, а затем хватает барона за свободную руку и наотмашь бьёт себя по щеке чужой ладонью.

– А ну цыц! – Рюманов фыркает, отставляет чашку и хватает девушку за длинные русые волосы, заставляя поднять голову. – Чего удумала, красава? Ты мне личико своё не порть, тебе ещё им работать. Поняла?

Глафира кивает, пытается улыбнуться, но выходит излишне жалобно. Рюманов, тем не менее, кивает и, по-прежнему держа девушку за волосы, медленно и ритмично продолжает прерванную беседу:

– И потому, девонька моя, мудрый человек имеет тысячу, а то и больше планов, в которых старается предусмотреть абсолютно любой поворот судьбы. Чтобы только и оставалось – вытащить его из закромов, да использовать. Понимаешь, лапонька?..

Девушка что-то неразборчиво лопочет. Её тонкая ладонь с длинными изящными пальцами скользит под халат барона и поднимается всё выше.

– Брось ты это, Глашка, – Рюманов отпихивает Глафиру – не сильно и не грубо, но обидно. – Иди, оденься для улицы. С другим тебе миловаться сегодня надобно. Скромностью запасись только.

Ничуть не выказав неудовольствия, девушка покорно отползает к порогу, а затем встаёт и, вживаясь в необходимый образ, поднимается по ступенькам лестницы на верхний этаж медленно и осторожно, словно опасаясь всего в мире и ожидая на каждом шагу неудачи.

Рюманов, более не обращая на девку внимания, поднимается, вновь наливает чай в блюдце, и проходит в дальний конец комнаты. Там, неподалёку от граммофона, стоит шахматная доска с незаконченной партией. Барон оценивает ситуацию, делает несколько ходов с одной стороны и другой, а напоследок двигает белую пешку вперёд, намереваясь в будущем превратить её в ферзя.

Тут же охладев к шахматам, Рюманов кликает камердинера и велит тому готовить одежду к выходу.