Танец песчинок

Когда руки уже зашарили в шкафу среди десятка старых книг в облезлых обложках (я отчётливо помнил, что в одной из книг заботливо вырезано отверстие под бутылочку виски), неожиданно вспомнился Бобби Ти. Именно тот момент, когда толстяк сидел перед пакетом из булочной и гипнотизировал его. Мысль о том, что Бобби превзойдёт меня в борьбе с собственной пагубной привычкой, привела воспалённый мозг в чувство.

Словно желая добить, подсознание вытащило на свет вчерашнюю встречу с Ивелин – запах алкоголя, дёрганная улыбка страха, вызывающий взгляд. Затем привиделся Канга, попивающий пиво с безмятежным выражением на лице.

Я зло зашипел, вновь взобрался на диван и прикрыл глаза. Хотелось сдохнуть, чтобы не вставать никогда больше. Почему вчера мне казалось, что я уже на пути к выздоровлению? Почему я думал, что достаточно перестать пить, и сразу всё пройдёт?

«Есть такая легенда, – сказал мне однажды Шустер, когда ещё пытался как-то повлиять на мою жизнь. – Такая маленькая легенда всего наркоманского племени, не важно, что за наркотик ты принимаешь: алкоголь, табак, марихуана, героин или ещё что. Легенда состоит в том, что есть на свете человек, который всю жизнь употребляет, а ему хоть бы хны. И он может отказаться в любой момент, едва только почувствует, что становится хреново… вот только никто не может точно сказать, как зовут того человека или хотя бы ткнуть в него пальцем».

Я, к сожалению, тоже не мог.

* * *

Какое-то время я лежал с закрытыми глазами. Было приятно, хотя имелось два минуса. Во-первых, озноб и дрожь по всему телу, которые дополнялись головной болью и бешеным пульсом. Во-вторых – я подозревал, что второй раз воззвание к гордости не сработает. Мне попросту станет начхать на Бобби Ти, Ивелин и остальных. Я просто придумаю себе новое оправдание.

Например, что пьяный я гораздо лучше соображаю.

По счастью, от мыслей, неминуемо обещавших привести к сеансу самобичевания, меня отвлёк стук в дверь. Аккуратный, деликатный, но в тоже время властный. Даже будь я в нормальном состоянии, такой стук меня насторожил бы.

– Войдите, – простонал я, постаравшись принять удобную для разговора позу.

Дверь скрипнула. Звук проскочил из одного уха в другое, задев по пути что-то в мозгу и заставив меня скрежетать зубами. Вскоре пришлось повторить, но уже осознанно – на пороге стоял барон Рюманов. Мысль о нежелательном визите нашла подтверждение.

– Отвратительно выглядите, княже, – сказал барон, притворяя дверь. – Можете не вставать. Я тоже присаживаться не буду. Грязновато-с.

Я хотел оскорбиться, но сил на не хватило, так что я ограничился неопределённым звуком.

– Скажите, Грабовски, вы ведь неглупый человек? – спросил барон, делая несколько шагов по комнате. – Вы ведь не бессребреник?

– Именно он, – я следил за Рюмановым, но делать это приходилось осторожно. От резких движений глаза начинали слезиться. – Глупец и бессребреник.

– Ясно. Тогда попробуем иначе: вам жалко своих коллег? Я сейчас рассуждаю абстрактно, не дёргайтесь. Так вот, вам жалко, когда с вашими коллегами происходит что-то не то? Вам жалко, когда они отправляются на задание – возможно очень банальное, что-то вроде слежки – а там их настигает беда? Может быть, смерть. Может быть, увечье. Вам жалко, княже?

– Жалко, – я помедлил, не сразу сообразив, к чему клонит Рюманов. – Так жалко, что я, пожалуй, могу начать за них мстить.

– Если вам так жалко, то занимайтесь этим делом сами. В случае чего, вам не придётся оплакивать чужие смерти, а до собственной вам уже не будет никакого дела. Я ясно выражаюсь? С вами у меня свои счёты и разговоры, а остальных я оберегать не обязан.

– А меня, значит, обязаны?

Барон улыбнулся гадкой пронзающей улыбкой и оставил вопрос без ответа.

– Надеюсь, мы поняли друг друга. Я не сомневаюсь, княже, что вы слышали, как охотятся на медведя. Смею уверить, окопавшись в берлоге, он раздерёт любого пса, который туда полезет. Да, потом охотник, возможно, и прикончит зверя, но это случится только потом. И уже не будет возможности вернуть собак. Отзовите псов, княже, пока есть такая возможность. Всего доброго!

Рюманов вышел, резко чеканя шаг, отчего мне даже пришлось прикрыть глаза и в очередной раз зашипеть от боли. Я подождал, пока шаги барона стихнут на лестнице, и шумно выдохнул.

То, что барон вёл себя подчёркнуто вежливо и спокойно, показывало, что он взбешён до предела. Впрочем, мне до того не было никакого дела. Если я останусь в постели, то не смогу предупредить Шустера, что Рюманов едва ли не в открытую бросил нам вызов.

Издав стон, за который мне было стыдно, но не настолько, чтобы себя сдерживать, я всё-таки встал. Держась за стены двинулся к выходу из квартиры. К счастью, в общем коридоре никого не было. Некоторые квартиры на моём этаже пустовали, а где шляются остальные обитатели, меня сейчас интересовало меньше всего.