Танец песчинок

Он держался настороженно. Чувствовалось, что одно моё лишнее слово или движение, и он бросится прочь или же на меня. С последним я никак не мог определиться.

– Бывало и лучше, – согласился я. – Рад, что ты меня нашёл. Думал, не вспомнишь.

– Я не хотел вспоминать…

В голосе мальчика прорезалась сталь, которой там не должно было быть. Такое ощущение, что он разом повзрослел лет на пять. Уже не подросток, а почти мужчина. И не поверишь, что на вид ему всего лишь десять или двенадцать.

Впрочем, дети в Медине растут очень быстро.

И всё же, мне не давали покоя его тон и слова, которые прозвучали. Что именно скрывалось за всем этим я не понимал – в моём текущем состоянии предаваться философствованиям было куда легче, чем воспринимать действительность.

– Я чем-то обидел тебя? – спросил я, решив, что прямой вопрос – не самый плохой способ узнать, что не так.

– Не меня, – он мотнул головой. – Маму. Вы приставали к ней, а когда она вам отказала, ударили и оскорбили её. Я сам видел следы ваших рук на её горле!

Я сглотнул и почувствовал, что меня сейчас стошнит. Вместе с тем, в душе начала закипать злость. И почему некоторые люди настолько упёрты в своих предубеждениях? Почему им доставляет удовольствие портить чужие жизни?

«Ты и сам прекрасно знаешь ответ, – подсказал Томаш. – Потому что они это могут. А кроме того, им ненавистна сама мысль, что у кого-то может получиться иначе, чем у них. Что кто-то смотрит на мир не так, как они, и получает от жизни удовольствие».

Мерк ждал ответа, но я не мог придумать, что сказать. Не дождавшись, мальчик снял маску, кинул мне под ноги, а после плюнул в песок.

– Вы молчите, а значит – всё правда. Я пытался доказать матери, что она, наверное, ошиблась. Что это всё не так. Сказал, что вы предложили мне работу. Тогда она усмехнулась и сказала, что вы потому и предложили, что хотите меня унизить. Может быть, вы… – он проглотил слово, готовое сорваться с губ. – Может, вы задумали что-то плохое… Почему вы молчите?

Он подождал ещё с десяток секунд, а затем развернулся и пошёл прочь. Вся взрослость разом исчезла. Теперь это был обычный обиженный мальчик. Спина горбилась, а по лицу наверняка текли слёзы. Ветер перемешивал их с песком и превращал в кашу.

Я надеялся, что у парня есть с собой платок – вытереться, а затем закрыть лицо.

И ещё я знал, что сейчас с ним бесполезно разговаривать. Обида, которая жила в Мерке, копилась долго. Он придумывал этот разговор, накручивал себя, искал аргументы… бесполезно возражать, пока все они не прозвучат.

Оставалось надеяться, что пройдёт время и парень успокоится. Возможно, тогда я попытаюсь вернуть его расположение. Главное при этом – не настроить парня против собственной матери. Я не собирался изображать из себя отца семейства после развода, когда родители выставляют друг друга в неверном свете, чтобы с помощью любви ребёнка отомстить тому, кто, по их мнению, испортил им всю жизнь.

Не сказать, что это был первый случай, когда во мне разочаровывались, но всё-таки сейчас это был ребёнок, а подобное прежде не случалось.

Детей нельзя разочаровывать и обижать. Я не из тех, кто выбирает жестокие уроки. Мне их досталось сполна и посмотрите, во что я превратился…

* * *

Канга жил там же, где и раньше – в заброшенном покосившемся доме, который держался на честном слове. Они были похожи: шаман и его дом. Оба уже склонённые к земле, чудом державшиеся и внушающие всем остальным смесь отвращения, сочувствия и страха.

Впрочем, все люди похожи на свои жилища. Распутная и развязная Легба и её бар, в котором столько одиночество, что хоть пей его стаканами вместо рома. Док и вокзал – место, где машины встречаются с людьми, и одно находится внутри другого. Рабби и гостиница – вечный гость в городе, в котором прожил пятнадцать лет. Барон и его особняк – символ власти, чужой и ненужной в Медине. Я и моя прогнившая квартира, в которой только-только начал формироваться порядок, как и в моей голове.

Я не помнил, где живёт Шустер, но не удивился бы, узнай, что он ночует в джипе с Каспером и Йозефом.

К дому Канга я подходил с тревогой. В прошлый раз здесь звучала музыка, которая перевернула мою жизнь, но сейчас, к счастью, в округе царила тишина.

Шамана я обнаружил в огромной пустой комнате – только дребезжащий холодильник в углу и гора пустых пивных банок рядом. Одно из окон было разбито, но, к моему удивлению, песок не заполонил собой весь дом, а лежал маленькими горками – словно гость, пытающийся соблюдать правила приличия.

Сам Канга сидел возле одной из стен и сосредоточенно чертил на ней что-то.

– Здравствуй, шаман, – поприветствовал я его из окна.

Канга не ответил и не обернулся, но сделал рукой приглашающий жест. Я не стал себя утруждать и залез прямо через разбитое окно, хотя на середине пути успел пожалеть – давешняя слабость нахлынула, едва стоило оторвать ногу от земли. Внутрь я упал бесформенным кулём. С трудом встал, отряхнулся и побрёл к старику.