Танец со стеклом

— Кроватку, коляску и прочее будем брать с Тёмой.

— Согласна.

Вкратце ей пересказываю о встрече с Марком.

— Я так хочу, чтобы вы помирились. Я же знаю, что ты его любишь, но согласна, что простить такое сложно. И по нему видно, что ему плохо без тебя. Он уже сто раз пожалел, что такое вообще случилось и он поверил. Насколько я знаю, с Николь он очень жёстко разобрался.

Молчу в ответ.

Мы грузим всё в машину и решаем посидеть в кафе. Я заказываю лимонад и легкий фруктовый салат.

— Я надеюсь, дома ты ешь больше.

— Иногда бывает, — смеюсь я. — Токсикоз когда был, меня тошнило от всего подряд. Я так выдохнула, когда в одно утро меня не затошнило от кофе.

— Мне с Тёмкой повезло.

— А с Ерёминым?

— Тоже повезло. Люблю его безбожно, — смеётся Вика. — Я сначала порой шугалась, когда он чуть резче что-то делал. Боялась поперёк сказать. Представляешь, насколько въелось мне это под кожу? Ерёмин уже потом просил возразить ему что-то. Учил ругаться с ним, — смеётся Воронова.

— Я очень рада за вас. И за Лику с Максом. Кстати, Людмила Павловна с Фёдором Николаевичем живут теперь вместе, помнишь, я рассказывала?

— Ты в общем всех свела.

— Ага. Сама только не свелась, — смеюсь я.

Уже ближе к десяти вечера я приезжаю домой. Открываю багажник, думая, как всё это занесу. Артём предлагал помощь, но я пообещала, что просто не понесу сегодня или унесу за несколько раз. Рассматривая багажник, краем глаза вижу знакомый Мерседес. Марк выходит, останавливаясь рядом со мной.

— Что случилось?

— Донести надо.

— Давай занесу, — не дожидаясь разрешения, собирает все пакеты.

— Езжай в лифте, я пешком пойду, мне в них плохо.

— Пошли вместе пешком.

— У тебя пакеты тяжёлые.

— Пошли, — опережает и идёт передо мной.

Открываю дверь, пропуская Марка.

— Поставь в комнате, я разберу потом.

Сама же прохожу в комнату, чтобы выпить воды. Как же надоела жара.

— Чай, кофе?

— Нет, спасибо.

— Ты зачем приехал то?

— Не могу без тебя. Особенно сейчас. Думал, что упустил, раз твоё сердце занято и не смог бы мешать, а тепер…

— А, понятно.

— Завтра поедем за коляской и кроваткой, столиком, что там ещё надо. Я заеду… во сколько?

— Как удобно. У меня день свободен, — сама же предлагала принимать участие.

— Тогда часов в двенадцать.

— Хорошо. Я хочу, чтобы крёстными стали Вика и Леон, — сразу же ставлю в известность.

— Хорошо, как скажешь.

Он не хочет уходить, и я это вижу.

— Тебе что-то нужно? — спрашивает Марк. — Тебе самой.

— Нет, Марк, спасибо.

— А рожать ты где хочешь?

— Я заключила договор с роддомом на Баумана.

— Скинешь реквизиты, чтобы я оплатил?

— Я всё оплатила.

Словецкий улыбается. Наверное, его веселит моя самостоятельность.

Я чувствую сильный пинок где-то под рёбрами. Тихо шиплю.

— Варварша!

Марк тихо подходит и кладёт руку. Я перемещаю её туда, где играется моими органами сейчас эта девочка.

Чувствую, как его аромат ударяет в нос. Тот же самый, что я уловила с ним в машине в первый раз.

— Я люблю тебя, Дана, — шепчет, а когда я поднимаю на него глаза, целует. Я твержу, что не должна, но не нахожу в себе сил оттолкнуть его.

Марк перемещает руки на шею, поглаживая щёки большими пальцами, заодно фиксируя, чтобы я не отвернулась. Я не касаюсь его. Не могу.

В какой-то момент дочь решает мне напомнить, что вообще-то я не соплячка слабохарактерная сильным тычком, от которого я всё же резко отрываюсь от Словецкого.

— Тебе пора, — севшим голосом говорю я. — И прекращай.

— Нет, — по-мальчишески улыбается. — Что до работы, кстати. Я на днях переоформлю школу на тебя.

— Нет, пусть останется на тебе. Я ничего не смыслю в этом, ты же знаешь. Пускай висит на тебе.

— Я тебе подскажу, если что. Мои юристы и бухгалтерия всегда к твоим услугам.

— Да нет, пусть на тебе остаётся. Какая разница?

— В том, что от меня ты деньги брать не захочешь, а школа будет приносить доход. Я надеюсь, работать ты не собираешься?

— До девятого месяца, думаю, буду. Потом, конечно, нет. До года хотя бы.

— Дана!

— Что?

— Давай так, — кладёт карту на стол.

— Нет.

— Это не тебе. Ей. Всё необходимое. Лимита нет.

— Марк, сам можешь покупать. У меня есть деньги.

— Дан, пусть будет. Завтра в двенадцать.

— Хорошо.

Я провожаю его до двери, где Словецкий снова пользуется моим замешательством, прижимая к стене.

— Марк… — едва успеваю прошептать, прежде чем он снова сладко целует.

— Что мне сделать? — утыкается лбом в мой лоб, поглаживая живот.

— Ничего, я же уже говорила. Ты всё сделал, что мог.

— Я не смогу без тебя.

— Тридцать два года мог.

— Потому что не знал тебя.

— Тебе пора.

Марк закрывает глаза, словно запоминая мгновения, а потом резко отрывается.

— Люблю тебя.

Уходит, захлопывая дверь.

— И я тебя, — слушает мой шёпот тишина.

Он подрывает моё равновесие настолько, что я полночи не могу уснуть, вспоминая все наши сладкие моменты. Засыпаю лишь к утру.

Каким-то неведомым образом я просыпаю. Успеваю лишь умыться и расчесаться, когда в дверь звонят.

— Доброе утро.

— Доброе, прости, я проспала. Сейчас соберусь, проходи.

— Ничего, — лыбится, как дурак, разглядывая меня в пижаме с поцелуйчиками. Красивые короткие шорты, майка на бретелях. — Я не спешу.