Танец страсти

Мужчина оторопело попятился, что-то растерянно бормоча своему другу, а Малин все не унималась. С искаженным от гнева лицом она выговаривала незнакомцу все, что думала о мужчинах, об их идиотских уловках, об их дурацком чувстве превосходства — до тех пор, пока второй араб, потянув неудачника за рукав, не принудил его ретироваться, оставив Малин одну в сгущавшихся сумерках. Дрожа не то от холода, не то от внезапно прорвавшегося наружу бешенства, она пошла в сторону дома.

ГЛАВА 5

Нет ничего хуже, чем промочить ноги по дороге домой после тяжелой репетиции. Надо же было ей именно сегодня отправиться пешком — даже не удосужившись взглянуть на небо. Пока она шла по кварталу супермаркетов, где могла бы переждать дождь, тучи были тихими и неподвижными. Но стоило ей пойти по Люнтмакаргаттан между многоэтажными коробками офисов — и вот, пожалуйста, начался ливень, а спрятаться совершенно негде. Она поскорей свернула в сторону Ярлапаркена, чтобы зайти в какой-нибудь еще работавший магазин, в кафе или, на худой конец, просто добежать до дерева с густой кроной, но совершенно вымокла раньше, чем успела свернуть с Люнтмакар. А стоило ей спрятаться под козырьком какого-то здания, как дождь сразу стих. Подождав немного, Малин двинулась дальше, но как только отошла на некоторое расстояние от своего укрытия, ливень хлынул с новой силой. Дождь как будто охотился за нею, зло и азартно окатывая девушку холодными струями. Она еще пару раз пыталась переждать его, и снова повторялась та же история — стоило ей выйти под открытое небо, и жестокий ливень сразу набрасывался на нее.

В конце концов на Оденгатан ей удалось вскочить в поздний автобус, который, попетляв минут пятнадцать, остановился рядом с ее домом. За эту уловку дождь отплатил ей сполна — в те несколько минут, что занимал путь от автобусной остановки до дома, на ней вымокло все, что еще оставалось сухим. А напоследок почти у самой двери подъезда она со всего маху влетела в громадную лужу.

Сбросив в прихожей мокрую обувь, она помчалась на кухню включить чайник. Пока девушка искала в кухне пакет с сухими травами для лечебного чая, она заметила, что носки оставляют мокрые следы на светлом полу. Это означало, что ее ноги уже ничего не чувствуют. Только простуды еще не хватало! Наспех залив траву кипятком, Малин бросилась в ванную. Она так долго стояла под горячим душем, что ее лечебный чай безнадежно остыл, а озноб все не проходил — не помогал ни теплый махровый халат, ни шерстяные носки.

Беготня из прихожей в кухню, из кухни — в ванную, из ванной — к шкафу с теплыми вещами утомила Малин больше, чем целый день репетиций, и она почти без сил упала в свое любимое кресло у окна. Крыши соседних домов уже успели отмыться до первозданной чистоты, а дождь все не хотел угомониться. Малин чувствовала себя продрогшей птицей в ветхом гнезде. Ей хотелось сунуть голову под крыло и так проспать до следующей весны. В горле начинало першить, и озноб добрался уже до каждой косточки. Шерстяной плед, казалось, совсем не грел, дрожь прорвалась наружу и стала сотрясать тело. Малин чувствовала, что у нее поднимается температура. Придется снова идти к кухонному шкафу — там аптечка…

Но, как и следовало ожидать, нужных таблеток не было. Без особой надежды она пошарила по соседним полкам. Под руку попалась бутылка вина — она купила его еще летом. Французское, дорогое, и куплено было не просто так — она хотела устроить сюрприз Бьорну. Но Бьорн в тот день не появился, бутылка была забыта в шкафу и пылилась там уже третий месяц. Малин вспомнила, как в детстве во время простуды ее поили подогретым сухим вином такого же густого бордового оттенка.

Малин никогда не приходилось готовить глинтвейн, но она видела, как его варили на театральных вечеринках. Старательно припомнив последовательность действий, она заставила себя взяться за дело. Но сначала попробовала вино, сделав глоток прямо из горлышка — ну и кислятина! Надо добавить побольше сахара — иначе пить это будет невозможно.

Через пятнадцать минут она сидела на расстеленной кровати, держа в руках кружку с ароматным дымящимся напитком, и осторожно прихлебывала из нее. После первых же глотков по телу стало разливаться долгожданное тепло. Озноб медленно отступал. Постепенно ломота сменилась приятной истомой.

Она не заметила, как задремала, ощущая во сне приятную легкость — как награду за все свои вечерние мытарства. Бушевавший за окном дождь внезапно стих, и вдруг наступившая тишина разбудила девушку.

За окном луна освещала мокрые крыши домов, и от ее волшебного света, многократно отраженного на крышах синевато-серебристыми пятнами, на Малин неожиданно повеяло ощущением близкого счастья. Как давно она не испытывала этого чувства! Боясь потерять его, Малин закрыла глаза, и ее ушедшая любовь вдруг отозвалась в душе незнакомой до этого сладостной горечью. Впервые за последние дни она не казнила себя за наивность. Ей удалось наконец понять: все, что она чувствовала эти три года, не стало ложью только потому, что ее возлюбленный был неискренним.