— Как глупо! Я вел себя, как полный идиот, надо было тебе сначала все объяснить… — Он посмотрел куда-то в пол, потом снова поднял голову. — Я действительно уверен, что кто-то или что-то меня преследует. Подожди, позволь мне рассказать, — остановил он Малин, попытавшуюся возразить. — У тебя никогда не возникало чувства, что за тобой следят? Не знаю, как лучше объяснить… Вот на днях я проходил под скалой на Сёдермаларстранд, и вдруг несколько крупных булыжников скатились на тротуар прямо передо мной. Если бы я не засмотрелся на пришвартованный к берегу парусник, то один из них непременно свалился бы мне на голову. Я посмотрел — наверху никого не было. Если ты помнишь это место, там неоткуда взяться гранитным булыжникам такой величины: отвесная скала, которую обтесали больше ста лет назад, и земляной склон. Я ничего не понимаю. Или еще один случай: в супермаркете, здесь, неподалеку, на меня вдруг обрушились двадцатилитровые банки с краской. И я знаю: не окажись я рядом, они так бы и стояли себе спокойно. Хотя, главное, конечно, не это. Не то чтобы я был очень храбрым, но ведь никогда же не шарахался от каждой тени. А теперь я почти все время нахожусь в состоянии паники. Мне страшно выходить на улицу, я стал бояться темноты даже в собственной ванной. Помнишь, в детстве мы часто вылезали на крышу? Сейчас я не могу подойти к окну — у меня кружится голова. Я говорил тебе о моих снах. Они повторяются раз в два-три дня, и каждый раз в них все больше подробностей. Когда я проснулся в дыму, то был почти уверен, что это продолжение сна. Кроме того, теперь мне часто снится “Васа”. Эти статуи, которые ты показывала, покрытые руническими письменами, и я среди них. Мне не вырваться: дерево держит очень крепко. Я знаю, почему там оказался: потому что уже умер.
Все это Юхан говорил с такой спокойной убежденностью, что Малин мысленно ужаснулась. В его голосе слышалась та же обреченность, что мучила в последнее время и ее. Как будто все постепенно приходит в негодность, — подумала она, — и вещи, и человеческие сердца. Первые распадаются на элементы, вторые перестают верить самим себе. Так было с нею, когда она не знала, может ли полагаться на собственное зрение, так случилось с Юханом, превратившимся в дрожащего неврастеника. И, может быть, остальные просто делают вид, что ничего не произошло? Цепочка крупных и мелких предательств, следовавших одно за другим, — это только ее личное невезение или все люди вокруг вдруг стали утрачивать душевную способность, позволявшую считать кого-то другом, кого-то любить?.. Она вспомнила Кристин. Нет, та не сдается. Она не сидела бы сейчас, беспомощно хлопая глазами, а попыталась бы понять, что все-таки произошло с ее соседом.
Юхан судорожно сглотнул.
— Не знаю, но мне кажется, то, что с тобой происходило, как-то связано со всем этим… Как заразная болезнь, если бы заразу можно было подцепить только в одном месте — в музее. Потому что все началось именно там. Ты считаешь, я говорю глупости?
Малин очень живо вспомнила тот день, когда она стояла в музее и не решалась оглянуться на корабль. Что будет, если она расскажет обо всем Юхану? Она только усилит его беспокойство. Если бы она могла быть уверена, что все происходящее — бред ее больной фантазии и результат какого-то нервного истощения у Юхана. Но, вопреки доводам рассудка, где-то на окраинах ее сознания крепло убеждение, что внезапно атаковавшие ее и ее приятеля фантомы горечи и страха — предвестники каких-то важных перемен. Ни объяснить, ни подтвердить это предчувствие она не могла, но и справиться с ним, чтобы вновь видеть вещи так, как раньше, ей было уже не под силу. Оставалось решить, как вести себя дальше: лицемерить, апеллируя к здравому смыслу, которому она сама больше не доверяла, или погрузиться в дебри догадок и интуиции, рискуя не найти обратной дороги.
Юхан откинулся на спинку кухонного диванчика и прикрыл глаза. Сейчас он не выглядел затравленным, только очень вымотанным — на висках и на лбу видны набухшие жилки, веки похожи на бумажные — серые и безжизненные. Разглядывая его, Малин подумала, что безумие выглядит по-другому. Что же с ним происходит, с человеком, который сам про себя говорил, что с ним ничего произойти не может?
Из угла донесся слабый писк — Мимир подавал первые признаки жизни. Малин подвинула поближе к его морде блюдечко с водой — бедняга еще долго не сможет ходить на своих обожженных лапах, он теперь полностью зависит от людей. Кот пару раз чихнул, попытался тряхнуть головой и тут же жалобно мяукнул — видно, волдыри на ушах дали о себе знать. Малин погладила его по шее и спине, в ответ он вытянул лапы и тихо заурчал.
— Можно пока оставить его у тебя? — спросил Юхан. — Я устроюсь у приятеля, а квартиру скоро приведут в порядок, и я его заберу, хорошо?
Девушка согласно кивнула.