Танец змей

Как и сказала Кэролайн, на нем был изображен маленький мальчик с кудрявыми волосами и большими голубыми глазами. Румяные щеки, округлый подбородок, нежно-розовая капля губ – но больше всего меня впечатлила сама акварельная техника. Этот крошечный предмет был выдающимся произведением искусства: мазки толщиной с волосок – тысячи таких мазков сливались воедино, образуя нежнейшие переливы света и тени. Контраст с ними составляли четкие линии воротника мальчика, а глаза его казались до того блестящими – благодаря белым бликам, с большим мастерством расположенным на зрачках, – что я бы не удивился, отразись в них пламя спички Макгрея. Только очень любящие и состоятельные родители могли заказать нечто подобное.

– С виду богатенький сопляк, – выдал свою оценку Макгрей. Вид у мальчика действительно был непринужденный, руки скрещены на груди едва ли не в капризной позе. Его прямой, беззастенчивый взгляд тоже выдавал уверенность в себе: левая бровь приподнята, правая – почти прямая линия.

– Еще один незаконнорожденный отпрыск? – спросил я.

– Он мог бы им быть, – сказала Кэролайн, – но взгляните на дату.

Она перевернула портрет, и мы увидели мелкую надпись, которая шла вдоль нижнего края.

Косвей, КА, 1799.

– Это имя мальчишки? – спросил Макгрей.

– Нет, – ответила Кэролайн. – Имена и посвящения обычно располагаются в центре, не с краю. Это подпись художника.

– Имя не немецкое, – заметил я. – Портрет либо написали в Англии, а потом увезли в Германию, либо художник сам отправился туда, чтобы выполнить заказ. Он…

Я умолк, прищурился и взглянул поближе.

– Что там? – спросил Макгрей и зажег очередную спичку.

– Не знаю, – пробормотал я. – Он почему-то кажется… знакомым.

– Как это возможно? – спросила Кэролайн. – Если дата верна, то он давно уже мертв.

– Мертв, или ему под сотню лет, – добавил Макгрей. – Даже старше, чем жирдяйка Вики.

– Я сначала подумала, что это принц Альберт, – сказала Кэролайн. – Он же все-таки был немцем. Но потом я узнала, что он ровесник королевы. Даже младше на несколько месяцев.

– И какое это имеет отношение к возможности связаться с ним? – спросил я. Макгрей задул спичку, и, заметив перед этим блеск в его глазах, я понял, что у него уже есть мысли на этот счет.

– Помнишь, как это работает у Катерины – ей нужна личная вещь? Что-то, на чем есть след человека?

– Помню, – сказал я. Увы, я был слишком хорошо знаком с приемами ясновидения этой цыганки. – Ты думаешь, что этот самый предмет ведьмы использовали во время своих спиритических сеансов?

– Вполне возможно. Он даже мог быть ниточкой к его духу – объектом, к которому они его привязали. Для этого им понадобилось бы то, что покойный Альберт любил всем своим сердцем.

Глаза Кэролайн распахнулись.

– Может быть, этот мальчик… его отец?

– Мне надо будет свериться с историческими справочниками, – сказал я, – но если миниатюра была написана в 1799 году, то этот ребенок вполне годится ему в отцы.

Я заметил, что Девятипалый прищурился.

– Мамзель, вы сказали, что в том журнале посещений были отметки за 1819 год?

– Да. Я запомнила. В тот же год моя…

– Ваша бабушка появилась на свет, – закончил за нее Макгрей, вспомнив досье, которое собрал для нас суперинтендент Тревельян.

Девятипалый долго в задумчивости потирал щетину – вид у него был такой, словно ему есть что сказать, но гипотеза еще не сложилась у него в голове до конца.

Я заговорил первым:

– Если принц Альберт родился в тот самый год, то портрет вполне мог прибыть в Германию тогда же; его могли прислать в качестве подарка для матери – или младенца.

– В королевских семьях питают большую любовь к таким «жестам», – заметила Кэролайн. – Вероятно, чтобы подчеркнуть, каким сходством обладали отец и сын, будучи детьми.

– Он действительно немного похож на принца Альберта, – сказал я. – Этот его маленький подбородок… подбородок Ганноверов.

Макгрей издал протяжный сердитый рык. Так, должно быть, звучало само замешательство.

– Если это необходимый предмет для проведения спиритических сеансов, – спросил он сам себя, – тогда зачем его отправили обратно в Баварию? Он бы им понадобился. Зачем прятать его в этой старой книге и… – Он резко повернулся ко мне. – Перси, что ты увидел в том журнале посещений? Я видел, что ты чуть в штаны не напрудил, когда он у тебя из рук вывалился.

Я вздохнул.

– О, это длинная история…

– Значит, рассказывай покороче.

– Одно имя там было обведено. Знакомое мне имя.

– Чье? Откуда?

– Когда я обыскивал карманы Шефа, я нашел в них телеграмму.

– Ты ее забрал?

– Нет, – сказал я, – но я забрал фотографию Хильды и записал на ней содержимое телеграммы. Будем считать, что это уже два из трех моментов, когда я – это вообще считается за ложь? Я же просто умолчал, что она у меня с собой.

Я достал фотокарточку.

– Вот. Здесь записал.

Макгрей снова чиркнул спичкой, и им с Кэролайн хватило секунды, чтобы прочесть то короткое сообщение: «Дай знать, если они найдут д’Эсте».

– Кто, черт возьми, эта леди Лоис Брерс? – спросил Макгрей, указав на имя отправительницы.