Меня пробрала дрожь при мысли о том, каково было бы застрять здесь, в полной темноте, посреди бесчисленных ступеней, ведущих в обе стороны. Мне вспомнилась жутковатая улыбочка причетника, и я схватил фонарь. Чем раньше мы выйдем на открытое место, тем лучше.
Последний марш мы преодолели молча, и я шел, радуясь, что воздух становится все холоднее и подвижнее. Вокруг запорхали снежинки, и мы наконец добрались до выхода на крышу башни.
Люк действительно был открыт, последние ступени – припорошены белым. Я выскочил наружу – ноги горели, а сам я слишком устал, чтобы издать хоть некое подобие восторженного возгласа. Вся крыша была в снегу, глубоком и нетронутом, – до нашего появления, а ветер на такой высоте, не встречая никаких преград, дул совершенно безжалостно. Я тут же лишился шляпы.
Я обернулся, поставил фонарь на снег и протянул руку Кэролайн. Она с благодарностью схватилась за нее, хотя лицо ее выражало нечто иное.
– Вот мы и на месте, – громко сказала она, поскольку вокруг ревел ветер.
Мы подошли к северной стороне башни, Кэролайн достала крошечный театральный бинокль, и мы оба уставились вниз.
Перед нами расстилался весь Йорк, и светилось в городе лишь несколько окон. Я прищурился, дабы рассмотреть старинные дома эпохи Тюдоров, теснившиеся вдоль узких улиц. Покосившиеся и осевшие от времени, они наводили меня на мысль о рядах костлявых стариков, которым удавалось сохранять вертикальное положение тела лишь потому, что стояли они, упершись плечами в плечи соседей.
Чуть дальше виднелись фрагменты городской стены, подсвечиваемые горящими окнами домов, а возле средневековых ворот – уличными фонарями. За этими обветренными камнями не было ничего, кроме густой тьмы, – будто стена та служила границей существующего мира.
Ветер, холодный и напористый, так бился мне в грудь, словно вот-вот должна была разразиться ужасная буря. Мадам Катерина заявила бы, что я увидел ее
– А вот и они, – произнесла Кэролайн, указывая на лужайку перед собором чуть правее от нас.
Я увидел оловянную крышу дома капитула, круглую и остроконечную, как ведьмин колпак, которая соединялась с нефом Г-образным проходом. Чуть левее, посреди ровного поля, я различил маленькую черную точку.
– Макгрей? – спросил я.
– Харрис, – ответила она и передала мне бинокль.
Тот был настолько миниатюрным, а моя левая рука – столь неуклюжей, что я едва не уронил бинокль в пропасть – и притворился, что не заметил осуждающего взгляда Кэролайн. Потом я с трудом отыскал нужную точку, ибо в увеличенном виде все казалось сплошным черным маревом.
–
– Кто бы мог подумать, что однажды все те вечера, проведенные в опере за выуживанием слухов, принесут пользу… – пробормотал я.
Я действительно разглядел Харриса – спутать его могучие плечи с чьими-либо еще было невозможно. Но даже сквозь окуляры он выглядел лишь силуэтом, до которого едва доходило сияние горевших в соборе свечей.
– Где Макгрей? – спросил я. – Вы его видели?
– Нет, только Харриса. Сможете различить его без бинокля?
Я попробовал и покачал головой:
– Боюсь, что нет.
– Я могу. Буду за ним следить. А вы оставьте себе бинокль и смотрите по сторонам, не грозит ли откуда беда. И мистера Макгрея высматривайте.
– Что, собственно, одно и то же, – пробурчал я. Мне не нравилось получать указания подобным манером, но спорить о такой ерунде сейчас было не время. Я просто фыркнул и повиновался: медленно повел биноклем слева направо.
Мы молча вели наблюдение на протяжении нескольких минут, ветер отчаянно трепал нас, и уши мои так замерзли, что я представил, как они идут трещинами, словно льдины.
– Кто-то приближается, – сказал я, указывая на дом капитула. Я хотел отдать бинокль Кэролайн, но…
– Я вижу. – Она остановила меня жестом. – Это мистер Макгрей?
Я снова направил туда бинокль и, несмотря на темноту и расстояние, узнал его уверенную походку. Возле него вспыхнул крошечный огонек.
– Он что, курит? – вскричал я – то маленькое пламя было словно маяк в ночи.
– Может быть, он так пытается помочь нам разглядеть их, – сказала Кэролайн. – Или…
Она ахнула. Я посмотрел на нее – взгляд ее был направлен чуть выше Макгрея.
– Что там? – спросил я и немедленно перевел окуляры в ту сторону. Сердце мое зашлось от ужаса, когда я увидел три темные фигуры, приближавшиеся с северо-восточной стороны лужайки. Две – высокие и крупные, одна – поменьше и стройная, в развевающемся на ветру плаще.
–
И тут два белых луча – явно от фонарей наподобие полицейских – засияли с западной стороны собора. Их свет прорезал темноту, словно два длинных меча, и до нас донеслись неразборчивые крики.
– Боже! – задохнулась Кэролайн. На северной стороне лужайки, там, откуда двигались три фигуры, вспыхнул шар огня. Поначалу золотистый, он вскоре позеленел и, как те два луча, метнулся в сторону Макгрея и Харриса.