Тангейзер

У ворот дома их уже ждал небольшой отряд сопровождения, все как на подбор сарацины. Тангейзер взобрался в седло, и они сразу пошли вскачь к выходу из города, а потом по широкой протоптанной дороге вроде стены роскошных олив миновали лагерь, и наконец Манфред вытянул вперед руку.

– Вон он, подарок императору!

Впереди открылось поле желтеющей пшеницы, через него идет широкая дорога, обрамленная оливами и акациями, а дальше поднимается серебристая крыша исполинского дворца.

Далеко вперед вынесен забор из таких тонких металлических прутьев, что Тангейзер издали его и не рассмотрел.

У них приняли коней, Манфред сказал с приветливой улыбкой:

– Все, мы прибыли.

Дворец утопает в зелени, видна только крыша и веранда под нею, Тангейзер шел по широкой дороге, где с обеих сторон пышно цветут мимозы, по каменному желобу бежит чистейшая вода, напиться слетаются стрекозы с прозрачными неподвижными крыльями, дивно прекрасные бабочки, толстые мохнатые шмели…

Наконец открылся во всей сказочной красоте дворец, настолько светлый и радостный, что у Тангейзера завистливо трепыхнулось в груди, ну почему, почему таких чудес нет в Германии, нет вообще в холодной и мрачной Европе!

К дворцу не ведут ступени, как обычно в Европе, просто вокруг него площадь закована в белый мрамор, по которому так легко и радостно ступать. Когда приблизился к поддерживающим крышу колоннам, изумился, что нет обязательной стены с массивными воротами, на которой стражники с копьями…

Площадь незаметно перешла в такой же мраморный пол и внесла с собой все ароматы и запахи сада. Манфреда и Тангейзера с улыбкой встретил пухлый человек в роскошном халате, поклонился и указал, куда свернуть.

Манфред внезапно остановился, лицо его посерьезнело.

– Я пока тебя оставляю, – сказал он, – мой юный друг…

– Но как же…

– О тебе позаботятся, – прервал Манфред. – Пойми, это для тебя пирушка, а для меня еще и работа.

Он исчез, дружески подтолкнул его в сторону далекой двери. Залы все-таки существуют, как убедился Тангейзер, но врата настолько узорные, цветные и разукрашенные дивным узором, что и они смотрятся лишь как редкие картины, он шел нарочито медленно, стараясь не вертеть головой, неприлично, но рассматривая все жадно и восторженно.

Издали донеслись звуки музыки, он чуть было не ускорил шаг, но удержался, на той стороне зала настолько большая дверь, что можно верхом на коне, по обе стороны двое стражей, наконец-то, оба в кольчугах из мелких колец, огромный рост и угрожающий вид, в руках копья с блестящими наконечниками, острыми, как бритвы.

Откуда-то сбоку вынырнул улыбающийся человечек в таком же расшитом халате, как и первый, только еще больше золотого шитья, поклонился и спросил по-немецки с сильным акцентом:

– Тангэй… зэр?

Тангейзер кивнул:

– Он самый.

– Прошу вас, – сказал человек в халате. Он распахнул двери и отступил с поклоном. – Сюда…

Тангейзер сделал шаг и ощутил, что ноги отказываются повиноваться. Ему показалось, что попал в рай, а еще подумал, что рассказы о гареме, который Фридрих держит у себя на Сицилии, – чистая правда. Здесь тоже все пропитано чувственными наслаждениями, начиная от приторных ароматов, томной музыки и молчаливо скользящих полуголых девушек с подносами в руках, либо уставленными чашами с уже налитым вином, либо с огромными гроздьями спелого винограда.

Одна остановилась перед ним, в руках поднос с тремя серебряными чашами, полными красного вина, улыбнулась чарующе.

– Господин…

Тангейзер не мог оторвать взгляда от ее груди, едва прикрытой почти прозрачной тканью, которую никак не назовешь платьем, потому что руки и одно плечо открыты полностью, а еще вместо подола ноги словно бы в мужских штанах, только собранных внизу и таких же кисейно-прозрачных, у сарацин это называется, как он слышал, шароварами…

Она улыбалась, видя, куда он смотрит, повторила:

– Господин?

Тангейзер не успел ответить, в зал быстрыми шагами вошел Манфред, он уже сбросил где-то камзол, оставшись в одной рубашке.

– Кто работает хорошо, – сказал он бодро, – тот работает быстро!

Тангейзер промямлил:

– А что здесь…

Манфред сказал так же уверенно:

– Я отдал там пару распоряжений, все сделают без нас. А ты начинай развлекаться, ты же поэт!

Тангейзер сказал нерешительно:

– Я все-таки германский поэт… Во мне такая глыба льда! Пока осмотрюсь…

Манфред повернул голову к девушке с подносом в руках.

– Слышала?.. Его надо будет сперва разогреть. Хотя бы вином для начала. А ты, милашка, если хорошо постараешься, получишь его позже.

Девушка пообещала весело:

– Я буду очень стараться!

Манфред обошел диван с той стороны и поманил Тангейзера к себе. Тот обогнул диваны, Манфред сразу же по-хозяйски расположился с двумя молодыми по-восточному яркими женщинами. Обе черноволосые, смуглые, одетые в тончайшую кисею, и обе льнут к нему, ласково проводят ладонями по телу, забираются в расстегнутый ворот рубашки, одна начала опускать ищущие пальцы ниже и ниже…

Манфред сказал нетерпеливо:

– Бери вино, согревайся! Можешь сразу согреваться… ха-ха!.. женщинами.

Тангейзер пробормотал: