– Спаси меня, Матерь Божья!.. Защити!.. Да, я плохой христианин, я редко вспоминал имя Господа и забывал посещать церковь, о чем горько скорблю и сожалею, но я всегда поминал твое благословенное имя!
Голда дважды протягивала к нему руку, намереваясь тряхнуть за плечо и вырвать из этого сумасшествия, но отдергивала, то ли страшась чего-то непонятного, то ли в самом деле не желая вмешиваться, он должен сам переболеть и понять, что его счастье только с нею.
А Тангейзер сперва бормотал неумело молитвы, которые помнил с детства благодаря настырным родителям, потом голос его окреп, он говорил громко и страстно, а Голда заламывала руки, чувствуя, как ее любимый все больше уходит в странный и непонятный мир.
Голова его закружилась, он услышал ее далекий крик:
– Возвращайся ко мне… Тот мир не примет тебя… Возвращайся!.. Я буду ждать…
Часть III
Глава 1
В черепе грохотали молоты, его шатало и бросало в стороны, он шел, как тяжело пьяный, пока впереди не забрезжил свет.
Ему почудилось далеко впереди призывное конское ржание, ринулся туда, ударяясь о камни, дальше забрезжил свет, Тангейзер помчался со всех ног, страшась, что все исчезнет, но щель расширилась, выпустила его наружу под бездонное небо…
Он ускорил шаг, вывалился в огненный день, упал, а над головой страшно фыркнуло. Он в ужасе вскинул голову, но это его конь выступил из-под каменного козырька и потянулся к хозяину мордой.
Тангейзер не поверил глазам: у потертого седла слева приторочен его небольшой походный мешок, где его немногие сокровища, помимо тех камешков, что зашиты в седло, а у него самого на поясе висит тяжелый меч в расписных ножнах с золотыми накладками в виде стилизованных побегов винограда, а за спиной надежный щит с гербом Тангаузенов.
– Дорогой ты мой, – вскрикнул Тангейзер в удивлении. – Так сколько же времени прошло на самом деле?.. Годы, как говорит Голда, или только час?
Он погладил коня по широкой переносице, не удержался и расчувственно чмокнул в умную морду. Тот слегка фыркнул, но Тангейзер видел, что верный друг рад и счастлив.
Он вскарабкался в седло, старался не думать, как это конь простоял здесь столько без воды и овса, такое лучше не представлять, он перекрестился и вспомнил, что за все время в чертогах волшебницы Голды он так ни разу и не наложил на себя крест.
Быстро проверив мешок, Тангейзер убедился, что все сокровища на месте, как полновесные золотые монеты, так и драгоценные камни, упрятанные в седло.
– Нам повезло, – сказал он. – А теперь давай побыстрее отсюда!.. Ты, наверное, уже проголодался…
Невольно оглянулся, вот она, та трещина, в которую он тогда вбежал в последней отчаянной попытке избежать участи быть схваченным Дикой Охотой. Из недр горы поднимается сухой теплый воздух, Тангейзер уловил даже едва заметные ароматы розового масла и запахи цветов, что росли только в Элладе, да и то, наверное, на одном Олимпе…
Темное низкое небо, от которого уже отвык в мире, где небосвод всегда ярок и сверкает просто невыносимо, опустилось еще ниже, по нему двинулись тучи, тяжело и неприятно загремело.
Дождь сперва пошел по-германски ровный и упорный, но затем нечто изменилось в тучах, хлынули такие потоки, взбивающие грязь с земли, что ослеп не только он, но и конь, похоже, ничего не видел даже перед мордой.
Он крепко упирался подошвами высоких сапог в стремена, без необходимости перебирая озябшими руками скользкие ремни повода, из-под копыт вылетали целые фонтаны жидкой грязи.
Ему показалось, что между деревьями тянется тропка, торопил коня, наконец жидкий лес остался далеко позади, впереди в самом деле глубоко пробитая колея, что значит – село близко, но дождь перешел в такой остервенелый ливень, что колея исчезла в потоке мутной воды, та пошла широко поверху, волоча вместе с мусором трупы утопших мышей, опавшие листья и мелкие ветки.
Он втягивал голову в плечи, а над головой из черных громад туч резко и страшно вспыхивала лютая белая молния, страшно шипящая, а следом сразу же раздавался оглушающий удар, от которого вздрагивала земля и кричали в ужасе звери в глубоких норах.
На некоторое время сотрясающий землю и весь мир грохот начал стихать, хотя ливень льет по-прежнему, однако вокруг посветлело, а то словно поздний вечер, конь громко фыркает, копыта утопают уже не в грязи, а в вязкой глине.
Тангейзер оглядывался, напрягая глаза, наконец сквозь завесу ливня вроде бы рассмотрел в стороне нечто красное вроде черепичной крыши, обрадовался и сказал торопливо:
– Все-все, сейчас приедем под крышу, там отдохнем и переждем дождь!
Конь печально вздохнул, но повернул послушно и пошел через вспаханное поле, увязая в земле еще больше и вытаскивая на копытах по пуду черной земли.
Когда они подъехали к воротам, конь уже ронял пену с удил, бока в мыле, голову опустил, страшась и грозы, что повернулась и начала заходить другим краем, и размокшей земли, где, казалось, можно утонуть, как в болоте.