Таня

Я же вдарилась в ягодное собирательство. После завтрака мы с Лариской и Бабшурой обмазывали себя с ног до головы одеколоном «Гвоздика» от комаров, надевали резиновые сапоги, брали болотные палки-выручалки, корзины, трёхлитровую банку с пластмассовой крышкой, варили яйца, резали хлеб с салом и чесноком, доставали малосольные огурчики с помидорчиками из погреба, наливали морс в бутылку и уходили в глухой лес за несколько километров от дома собирать чернику и землянику. Возвращались ближе к вечеру уставшие, но довольные. Столько ягод я больше никогда в своей жизни не видела, разве что на колхозном рынке. Перетёртые с сахаром, с молоком, со сливками, в компоте, варенье, каше, пироге… Ягоды уже лезли из ушей, но остановиться их жрать не было сил. Постепенно ко мне возвращалось чёткое зрение в вечернее время и предметы в моих глазах больше уже не расплывались.

Вскоре обнаружилось, что вольногулящий кот Барсик наградил нас с Лариской лишаём за чрезмерное тисканье. Круглые розоватые шелушащиеся пятна покрыли наши руки, шею, грудь…Сильно зудели и чесались. Нас обмазали зелёнкой, и мечта о танцах в Клепиковском клубе опять накрылась.

Лето подходило к концу, к середине августа мы с Лариской загорели, отъелись и приняли вид холёных тюленей. Возвращать меня в Москву поручили Мишке, на автобусе. За три дня до отъезда в Клепиковский клуб привезли фильм «Индиана Джонс», афишами которого увесили и заколоченный Миленинский клуб. Это был наш последний шанс оторваться, поглазеть на сельскую молодёжь, и мы упросили Серёгу взять нас с собой вместо Мишки, уже сто раз ездившего в Клепики.

Плиссированная юбка в полоску, белая летняя блузка с громадным воланом на груди и сарафан на тоненьких бретельках, завязанных бантом на Ларискиных плечах, – сшитые моей матерью шедевры, которые должны были выдать в нас городских и модных чик.

Подъехали мы к клубу на гремящем мотоцикле, как артисты первого эшелона – на лимузине к красной дорожке. С гордо поднятыми носами мы осмотрели присутствовавших, и Серёга купил нам билеты на киносеанс. Местные мальчишки рассматривали нас с явным интересом, а девчонки наоборот, как на понаехавших, и мы с Лариской поняли, что если бы не Серёга, то нас бы точно побили; такого высокого мы были о себе мнения. Фильм оказался очень интересным и зрелищным, но за моей спиной сидел какой-то мальчишка и громко щёлкал семечками, плевал шелуху на пол и отпускал сальные шуточки к фильму, по его мнению, остроумные. Я аж зачесалась опять вся, так он меня раздражал. Сначала мы на него шикали, просив не мешать смотреть нам кино, а ещё через несколько минут я не выдержала такого откровенного нахальства, развернулась и выбила газетный кулёк из его рук. Семечки рассыпались по полу, мальчишка матюгнулся и схватил меня за волосы, началась потасовка, и я оцарапала ногтями ему руку, которой он меня и держал. Серёга нас разнимал, Лариска визжала, а я, красная и растрёпанная, пыталась добраться до его лица. Потом в клубе включили свет и нас всех вывели на улицу остывать и разбираться. Культурная программа превратилась в некрасивые деревенские разборки – достойное завершение летних каникул, да.

Бабшура уже спала и нашего внешнего вида, слава богу, не оценила. Я спрятала порванную блузку в чемодан, умыла лицо и, разочарованная поездкой, легла спать. В ту ночь мне снился обезглавленный Яшка, мёртвые кролики, нападение гусей и глубокая тёмная река, где я тонула. Проснулась утром в слезах и поняла, что соскучилась по городской жизни и хочу уже домой, к маме, в Москву…

Мы обменялись с Лариской адресами, клятвенно пообещав друг другу писать письма, и через два дня уехали с Мишкой домой. Это было первое и единственное моё лето в деревне и последнее лето в жизни Бабшуры.

Петька