Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

— Значит, артефакт, за которым нас тогда послала ведьма, действительно был кольцом Аида… — Бейбарсов откинулся спиной на холодный камень и подтянул к себе согнутые в коленях ноги. — Оно принадлежало другому некромагу, которого она убила. После его смерти она, по меньшей мере, полстолетия искала место, где он его спрятал. А когда нашла, решила сразу, как я думаю, пришибить двух гарпий одним плевком: отсеять лишнего ученика и, наконец, заполучить кольцо Тьмы. Но это я узнал буквально пару дней назад, по большей части скорее даже догадался путём логического исключения и сопоставления известных фактов. Ну, а тогда я думал, это обычный артефакт из «тёмных», — добавил Бейбарсов, пожав плечами и прислушиваясь к звукам, доносившимся из зала, вернее — к их отсутствию.

В огромной длинной галерее воцарилась тишина. Похоже, в сражении наступило временное перемирие, во время которого измотанные оппоненты, забившись каждый в своё укрытие, восстанавливали силы.

Глеб вздохнул и откинул голову назад, прикрыв глаза. На лбу, над левой бровью, у него теперь красовались ещё две длинные красные полосы. Кровь тонкими дорожками соскальзывали с их краёв и текла вниз, застилая глаза. Когда очередная липкая струйка, скатившись, прочертила на запачканном пылью лбу светлую дорожку, Бейбарсов, не открывая глаз, раздражённо поморщился и стёр её тыльной стороной ладони.

Таня продолжала смотреть на него, сидя рядом на коленях. Бейбарсов казался совершенно невозмутимым. Его дыхание стало спокойным и глубоким. Со стороны это выглядело так, будто он просто вышел в солнечный день на прогулку по тибидохскому парку и теперь пристроился отдохнуть где-нибудь под деревом под аккомпанемент кукушки. Как будто его совершенно не беспокоило, что как раз в эти самые минуты Ростова или приспешник Лигула могут, подкравшись, выскочить из-за любой соседней, пока не разгромленной колонны, тонущей в неестественном свете кольца, по-прежнему покоившегося на своём постаменте шагах в двадцати от них, и развеять их пеплом по всей, внушающей уважение размерами, галереи.

Но Таня знала, что беспечности в Бейбарсове на самом деле не было и в помине. Внутренне он был напряжён ещё больше, чем она. Но железная сила воли удерживала его здесь, в сидячей, физически расслабленной позе, позволяя одеревеневшему от усталости телу отдохнуть перед следующим «раундом». И ей бы тоже последовать его примеру не помешало.

— Сколько, думаешь, у нас времени? — тихо спросила Таня.

— Семь минут, плюс-минус. Наташе отдых не нужен — она просто думает, как от нас лучше избавиться. А долго думать не в её стиле.

Таня кивнула. Она верила Глебу. Его спокойствие передалось ей легко и естественно, словно вирус гриппа зимой. Оно растекалось по артериям и венам, замедляя учащённое сердцебиение и упорядочивая разбегающиеся мысли, превращая их хаотичное дезертирство в организованное отступление. Она знала: даже вдвоём они вряд ли смогут отвоевать кольцо у некромагини и лжемагфицера. Она знала, что после окончания этих семи минут снова начнётся бушующий хаос из взрывов, сыплющихся с потолка камней и искр, мелькающих в воздухе как реактивные, смертоносные светлячки. И она знала, что помощи со стороны им не будет, как и пощады. Но всё равно она почему-то продолжала ощущать это странное спокойствие и ясность мысли. Страх как будто отключило. Семь минут… Целая вечность для вконец измотанного человека.

Таня опустилась на пол и легла на спину, через майку и свитера ощущая подвернувшиеся под её тело мелкие камни, выбоины плит и исходящий от них холод. Всё тело даже не ныло — оно истерически рыдало. Сердце где-то за грудной клеткой, мышцами, нескончаемым слоем её вымазанных в землю свитеров стучало в убаюкивающем тихом ритме. Очень хотелось спать, глаза закрывались. Чувствуя спиной, затылком и ладонями холод, струящийся по полу и только усиливаемый огромными древними плитами, слушая далекое эхо ударов в железные створки Жутких Ворот, Таня параллельно уже слышала нарастающий гул. Гул какой-то странный, неритмичный, как будто живой…

В колючих кустах лежал не так давно распотрошенный чьими-то когтями олень. Над ним, громко жужжа, клубился рой мух. Большие мертвые глаза животного слепо смотрели прямо на неё.

— Это не оно, — голос был низким, хрипловатым.

Вытянув руку, Таня изучала собственные худые пальцы, усеянные с десятком колец. Одно из них, вырезанное целиком из черного, мерцающего в глубине своих гладких граней камня, надетое на безымянный палец, в данный момент приковывало её взгляд. Она была разочарована.

— Что? — голос за её спиной дрогнул. — Как это может быть? Варфоломей ведь…

— Варфоломей был отличным лжецом и распоследним хвастуном, — холодно оборвала Таня, со вздохом уронив руку и обернувшись.

В дневном сумраке густого подлеска перед ней стояла молодая женщина в длинном, потрепанном платье и темно-сером плаще с глубоким капюшоном. Капюшон был откинут, открывая копну темных волос, вытянутое худое лицо и угольно-чёрные глаза некромагини. Это лицо за последнее время Тане уже порядком надоело.

— Дальше я пойду одна.