Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

Здешнее ночное небо больше не проглядывалось через вершины елей. Крошечный огонёк маячил уже ближе, петляя в воздухе между тёмными кривыми стволами. Из-за сосны, мимо которой только что прошла Таня, вынырнуло ещё два ярких огонька и, присоединившись к первому, непрерывно кружась, помчались дальше. Тане пришлось ускорить шаг, чтоб поспевать за ними.

Между тем туман сгущался. Он уже поднялся значительно выше и клубился на уровне её груди. «Светлячков» собиралось всё больше, и вот уже десять или двадцать маленьких снопов света, разгоняя мрак, кружились рядом с ней. Туман стал ещё гуще, и Таня почувствовала, что он начал приобретать материальность. Стало трудно продвигаться вперёд. У ведьмы появилось чувство, будто кто-то кинул её барахтаться в чашку с быстро загустевавшим киселём. Она уже еле передвигала ноги. Руки отяжелели и не поднимались на уровень, необходимый для того, чтобы убирать в стороны лапы елей, тыкающиеся в лицо и «хватающие» за волосы. Правый бок заныл в области рёбер. Голову тянуло вниз, словно на шею ей повесили гирю или, по крайней мере, внушительную такую гантелю, и Тане стоило большого труда держать её более или менее прямо. В голове, до этого почти пустующей, начали проскакивать отдельные мысли.

«Куда это меня определили? — недоумевала, но как-то вяло, скорее для проформы, Таня Гроттер. — Эдем? Очень вряд ли, разве что у них там канализацию с ядерными отходами прорвало. Для Тартара что-то уж слишком климат благоприятный, да и не встречает меня никто… Где Харон с Летой? В Чистилище угодила? А вот это уже более вероятно. Так мне и надо! Всю жизнь подсознательно металась от Света к Тьме, а вот теперь и всю смерть буду… Да что за идиотские светлячки?!»

Таня сделала попытку отмахнуться от огонька, мелькающего у неё прямо перед носом и слепящего глаза, но рука не поднялась даже на сантиметр. Таня почувствовала только, как запястье, где-то там, за непроглядным слоем тумана внизу, слабо трепыхнулось и снова безвольно повисло. Левая рука слушалась ещё хуже правой, попытка повернуть шею ничего не дала. Туман обволакивал Танино тело со всех сторон, словно закатывал в бетон. Лимонно-желтые огоньки мелькали перед её глазами всё быстрее и сливались в ярко-жёлтые мерцающие полосы. Тело окончательно налилось свинцом, бок заныл сильнее. Боль была странная, пощипывающе-щекочущая. Вполне терпимая, но раздражающая. В этом месте чувствовалось сильное давление на рёбра.

Ощутимо потеплело: мурашки перестали пробегать вдоль позвоночника под тонкой тканью рубашки. Искры метались так быстро, что за вспышками она уже не различала мрачного силуэта леса, и вскоре переросли в ровный яркий свет, который вдруг стал тускнеть и приобретать красноватый оттенок. Под пальцами ощущалось что-то прохладно-терпкое, сверху накрыла почти неощутимая тяжесть, голова погрузилась во что-то мягкое, затягивающее. В мыслях начали хаотично роиться разные звуки и образы: сначала всё так же вяло и неохотно, но с каждой минутой ускоряя темпы и наполняя её голову, как пустой стакан, в который кто-то невидимый наливает воду из неисчерпаемого графина.

Таня моргнула. Яркий свет, усилившись в несколько крат, тут же ударил по глазам, и она снова старательно заморгала, пытаясь привыкнуть к нему.

Свет приобрёл размытые контуры. После ещё одного последовательного смыкания и размыкания век резкость изображения вернулась, являя собою край висящей на стене деревянной полки с непрозрачными баночками без этикеток или каких-либо других видимых опознавательных знаков. В таинственных глубинах мутного стекла рассеивались яркие солнечные лучи, падающие из высоких окон на ровный ряд застеленных кроватей и тумбочек, отделённых друг от друга сейчас сложенными ширмами. Рамы нескольких окон были приоткрыты, и легкий сквозняк бесцельно блуждал по помещению, от скуки теребя белые занавески и края свисающих с кроватей простыней.

Таня с недоверием смотрела на всё это. Разум выпал в осадок: все его логические умозаключения говорили о том, что сейчас она должна была находиться в одном из трёх мест. И не под одним из этих трёх вариантов не подразумевался школьный магпункт.

Каждая кость в её теле весила по меньшей мере несколько тонн. Таня с трудом повернула голову на подушке. На соседней койке, через проход от неё, недвижимо лежал Бейбарсов, по грудь накрытый одеялом.

Таня с тихим стоном еле-еле поднялась на локте и потянулась к его лежащей поверх одеяла руке. Она плохо контролировала своё тело, поэтому потеряла равновесие и едва не свалилась в проход. Её поймали поперёк груди сухонькие, но на удивление сильные старческие руки.

— Тихо, деточка, не так быстро, — прошуршал голос Ягге, пока та укладывала Таню назад на простыни.

— Но… Но… — пролепетала Таня, сражаясь с не слушающимся её языком. Сознание снова стремительно «уплывало» от неё, и она не смогла даже мысленно сформулировать предложение, только беспомощно поворачивая голову в сторону соседней койки — ничего уже, впрочем, не видя сквозь слипающиеся веки.