Таня Гроттер и кольца Четырёх Стихий (СИ)

— Я знаю, что это было. Не помню точно, откуда я это взял… Кажется, когда-то читал в одной из книг нашей старухи. Такие сны называются проекциями сознания, или, по-другому — сны-пересмешники. Суть сна-пересмешника в том, что он проникает в сознание мага во время, когда тот наиболее уязвим, и, пользуясь ослабленной защитой, создаёт его астральную проекцию. Она отличается от тех, которые обычно делают маги с помощью заклинаний. Их проекции бестелесны и больше похожи на призраков. Проекции же, создаваемые снами-пересмешниками, вполне материальны — можно ощущать температуру воздуха, ходить, передвигать предметы и касаться их, ну и так далее. Если рассматривать всё по принципу табуретки (в духе: табуретка — это доска и четыре торчащих из неё палки), то сон пересмешник — это сон, который временно отделяет твоё сознание от тела и переносит его в другое место, наделяя материальностью. Разумеется, вызвать такой сон может только чудовищно сильный магический артефакт.

— Но зачем артефакту вызывать такие сны? — хмурясь и путая пальцы в своих волосах в попытке распутать образовавшееся там кубло, протянула Гроттер.

— Чаще всего — чтоб использовать человека для своей активации. Что, по всей видимости, с тобой и произошло, — устало сказал Глеб.

— То есть… — медленно уточнила Таня — Ты хочешь сказать, что это я разбудила артефакт, способный навечно заморозить весь магический мир?

«...При этом не вылезая из собственной кровати. Даже не проснувшись!» По Таниному мнению, это уже была вершина её неудачливой карьеры.

— Ну почему навечно? Лет через семь тысяч, думаю, вполне оттает, — оптимистично предположил Бейбарсов, с невозмутимым видом одёргивая помявшийся рукав своей футболки.

Таня ошарашенно наблюдала за ним. Нет, конечно, это была не новость, что в степени пофигизма с Бейбарсовым труп мамонта, скончавшегося от простуды примерно в районе первого тысячелетия до нашей эры, был не конкурент, но в этот раз даже для Глеба это — перебор. «Нет, ну это надо! На улице через пару дней грядёт новый Ледниковый период, а он сидит, поправляет одежду с таким видом, будто его это ни капли не трогает! Он что, нашёл способ свалить на постоянное жительство в Параллельный Мир?» — разозлилась девушка.

— Бейбарсов! Тебя что, вообще ничего в жизни не интересует?!

— Почему же? Меня много чего интересует, — ухмыльнулся он. — Например, у меня есть созидательный интерес: люблю считать, сколько дней одна упрямая рыжая ведьма способна прожить без того, чтоб не затащить Тибидохс в очередные неприятности. В этот раз ты установила новый рекорд — четыре месяца. Я впечатлён.

— А я что, виновата, что все возможные проблемы цепляются именно ко мне? Это дурацкое кольцо могло выбрать кого угодно — так нет же, опять я! — возмутилась Таня. Ей невольно вспомнились слова Склеповой, как-то сказанные той ещё курсе эдак на четвёртом или пятом: «Гроттерша, я умиляюсь! Ты прям как героиня романа! Если пролетающий мимо одинокий кирпич должен свалиться на чью-нибудь хорошенькую головку, то можно даже не сомневаться, чья она окажется!».

Дочь Леопольда в очередной раз со вздохом осознала, что Гробыня была права на весь сто один процент. Именно так с ней, Таней Гроттер, вечно и происходило. Правда, ей всегда почему-то подсовывали романы исключительно с летающими вместо, в общем-то, вполне безобидных кирпичей, роялями. «Может, меня кто-то в детстве сглазил?» — с тоской предположила ведьма.

— Нет, я проверял. Скорее уж, это твой врождённый магический дар.

— Бейбарсов! Ещё раз подзеркалишь меня — и на утро тебя обнаружат очень брутально размазанным по Тибидохской стене!

Глеб только насмешливо покосился на неё, но промолчал. Что толку доказывать дворовому щенку, что он не бульдог и не стоит идти в лес рвать волков, как тузик грелку? Всё равно щенок не поймёт, зато непосредственно оказавшись в лесу, возможно, он резко вспомнит, что оставил курятник без присмотра, и удалится блюсти порядок назад в деревню.

Его насмешка, впрочем, улетучилась при повторном взгляде. Наверное, вспомнил, что на практике волком в этой аллегории оказалась Таня, роль же слишком много возомнившего о себе щенка больше подходила...

За окнами магпункта уже светало. Ночь торопливо скатывала в рулончик своё чёрное покрывало и, насвистывая, собиралась отправляться на заслуженный перекур до следующего вечера, уступая своё рабочее место недовольно ворчащему и зевающему спросонья дню.

— Скоро рассвет, — заметил Бейбарсов, с прищуром наблюдая за уже начинающими отливаться багровым золотом облаками. Это сияние пока было еле заметно, но с каждой минутой становилось всё ярче.