Танки - вперед!

Отложив в сторону очередную бумагу, Юрий Владимирович встал и прошелся по кабинету, прислушиваясь к еле слышному шуму работы вентиляции. Что делать, приходится сидеть здесь, в убежище. Нельзя рисковать потерей управления государством, раз опасность начала ядерной войны не устранена. Он поморщился, представив себе какие разговоры идут на кухнях и в спальнях, среди обывателей. Но невозможно же полностью остановить работу предприятий и организаций. Это значит устроить своими руками хаос, уничтожающий экономику не хуже возможной, но не начавшейся всеобщей войны.

Он остановился и несколько раз вздохнул и выдохнул под мысленный счет, задерживая дыхание и успокаивая себя с помощью этого нехитрого приема. Трусы и паникеры оказались куда более страшным врагом, чем натовские бомбы и ракеты. И самое обидное, что в первых рядах паникующих оказался «ум, честь и совесть нашей эпохи», номенклатурные работники, партийные активисты и самые «преданные делу коммунизма товарищи». Война, словно капнутая на поддельное золото кислота, съела с этих «товарищей» всю внешнюю позолоту, выявив нутро приспособленцев и карьеристов, будущих Власовых на службе у западных оккупантов. Да, война сразу и бескомпромиссно показала «who[1] есть кто». И даже ему, не один раз повторявшему, что «мы не знаем общества, в котором живем», стало страшно от глубины открывшейся пропасти незнания.

Юрий Владимирович вернулся к столу и снова взял отложенную бумажку. Еще раз просмотрел, нашел в тексте интересующий абзац. Перечитал, взял, простецки хмыкнув, красный карандаш из стоящего на столе стаканчика и подчеркнул часть слов красным. После чего написал тем же карандашом сверху, рядом со штампом: «Принять меры по усилению контроля. Спецпротокол-2» и расписался. Решив таким образом судьбу партийного функционера из Ставрополья с характерной кличкой в некоторых кругах «Миша-кошелек» и его жены. Жестоко, но бывший начальник КГБ, при всей его интеллигентности и гуманизме, мог при необходимости принимать и такие решения. А предателей и двурушников он не любил не меньше Иосифа Виссарионыча, пусть даже и предпочитая менее радикальные решения проблем с ними. Но только не сейчас, не во время войны и возможного начала ядерного взаимоуничтожения и не с человеком, строящим за его спиной планы по отделению части страны в свою личную вотчину.

Отложив подписанную бумагу в папку «Для исполнения», Юрий Владимирович вздохнув, взял следующую бумагу. Конечно, ему поступали только самые важные документы, но и таковых было столько что иногда Юрий с тоской вспоминал свою службу в КГБ. Бумаг там было меньше, а свободного времени больше. Тут он вспомнил о времени начала доклада. Посмотрел на часы и неожиданно очередной раз удивился тому, как быстро летит время. Невольно опять вспомнил о панике в некоторых городах и республиках. Панике, созданной во многом усилиями людей, на которых партия и он надеялись: — «И эти люди занимали важные партийные и государственные посты! Разогнать эту гниль к чёртовой матери! Навсегда лишить даже шанса выползти и стать над людьми. Даже через применение спецпротокола к ним и их родственникам!»

Привычно успокоил себя размеренными вдохами-выдохами. Еще раз посмотрев на часы, достал таблетки и принял, запив водой из стоящего на столе стакана. Столь же привычно сморщился от неприятного привкуса во рту, который не смывался даже водой. «А эти врачи уверяют, что таблетки безвкусные. Самих бы их заставить пить!» — традиционно ругнулся мысленно на врачей. Впрочем, только мысленно. Привык уже, тем более зная из полученных аналитических докладов, что врачи сильно рисковали, решившись использовать новый метод речения. И хорошо, что рискнули, обратившись прямо к нему и получив его согласие. Потому что негласная консультация в Австрии и Израиле по тому набору симптомов, что наблюдался у него в начале года, дала самый неожиданный результат. Жить ему оставалось максимум год, если бы не этот метод. Так что ругайся, не ругайся, а выполнять предписания врачей надо. Иначе все может рухнуть просто из-за отсутствия достойного преемника. Особенно сейчас, во время этой «странной войны». Вроде бы ограниченной одной Европой, но уже затронувшей почти весь мир.

«Пора, — посмотрев на часы третий раз, решил он. Подумав, взял с собой только рабочий блокнот и ручку. — Нервы? — обдумывая, почему вдруг заныла печень, спросил он сам себя. — Нервы, — согласился, тут же подобрав себе оправдание. — Не каждый день, даже во время войны приходится принимать такие решения и так часто. Как на это отреагируют американцы — вообще непонятно. Пусть и заметно по некоторым их поступкам, что они всеобщей войны побаиваются, но кто его знает…»

С этой мыслью он вышел из своего рабочего кабинета и пройдя по недлинному коридору, оказался у другого, предназначенного для селекторных совещаний.