— Не совсем так, господин. Долго рассказывать, да и много там всего намешано — и несчастная любовь, и золото, и власть Мордора над Харадом, и дурацкие обычаи, о которых на севере давно забыли. Много всего, господин. Снежинку — да, «охотники за головами» еще в раннем детстве из семьи похитили и в Мордор продали. А я… можно сказать, что и добровольно сама себе судьбу сломала. Думала, что за пределами родового шатра другая жизнь течет, яркая и интересная. И даже в чем-то не ошиблась… Да, и вообще, — Дина привычно тряхнула волосами и поймала прядь, туго намотав ее на палец, — осталась бы кочевать со своим родом, давно бы замужем была и детей нянчила, но душа рвалась бы на волю, в Большой мир. А сейчас — ни семьи, ни детей, и душа просит домашнего тепла, но жизнь моя куда как ярче, чем у моих соплеменниц. Что у них? Муж — тупой деспот, который давно предпочитает младших жен, от которого ласкового слова и раз в год не услышишь. Да что там ласка! Он и мужское дело может выполнить только одним-единственным способом. Попыхтит пять минут, иногда даже сапог не снимая, и готово — пошел на кривых ногах дальше кобылам хвосты крутить. А в шатре останется стерва свекровь, которую годы и заботы превратили в сухое сморщенное яблоко, всегда уверенная, что ты слишком поздно встаешь и слишком рано ложишься. И котел у тебя всегда грязный, и дети чумазые, и рожаешь ты одних девочек, и за мужем не ухаживаешь, и на сторону смотришь, хотя и грязнуля, каких поискать, да и много еще чего! Мои ровесницы, кто в Хараде остались, уже давно больше на тягловых лошадей похожи, чем на женщин, уж поверьте мне, господин, — с жаром закончила Дина.
— Ну да, — согласился Попов, — действительно, такая жизнь не сахар. Ты говоришь — ровесницы давно как лошади стали, а тебе-то сколько лет? Ни разу не обмолвилась.
— И не скажу, — расхохоталась девушка, — ни одна женщина о себе такую правду не откроет, господин. Да и не знаю я точно. Повелитель Мордора требует только юношей представлять, когда им шестнадцатый годок минует. Но если вам интересно — от момента, когда я впервые свою женскую кровь увидела, десять раз весна приходила.
Серега смутился:
— Мне так все равно не подсчитать. Значит, дома остаться не хочешь?
— Нет, — отмахнулась Дина, — погостить, вот это с удовольствием. Спасибо вам, что отпустили, года три я там не была, но вернусь я все равно к вам, будьте уверены, господин.
— Да, у нас хорошо, — не удержался от колкости Попов, — и крыша над головой, и кормежка, и слуги?
Дина вспыхнула, но грубостью отвечать не стала:
— Вы правы, господин, что еще надо шлюхе, кроме красивой легкой жизни?
Попову стало крайне неловко за свои слова, а девушка еще и добавила, глядя в глаза Сереге:
— Ну, может быть, немного любви? Хотя бы и в Мордоре, где любовь — почти бранное слово. Хотя бы и любви хозяина к своей вещи. Люди ведь привязываются к вещам, господин? К удобному креслу, старым, но еще крепким сапогам, надежному испытанному мечу?
Теперь Серега уже хотел провалиться сквозь пол веранды, лишь бы не видеть упрека в глазах Дины. Сначала руку вывихнул, теперь еще и обидел. И как прикажете исправляться?
— Ну, какая же ты вещь, — выдавил из себя Попов, — и конечно, я тебя люблю.
Дина невесело рассмеялась:
— Неужели?
— Ну, в общем, — замялся Серега, — мы же с тобой… ну, это, в постели…
Дина понимающе, но все так же грустно улыбнулась:
— В постели. Конечно. А если меня в постели на Этель заменить? Кто лучше?
Попов почувствовал, что кровь хлынула к щекам, а уши начало жечь огнем.
— А откуда, — Серега закашлялся, — ты вообще про нее… — и снова перехватило горло, — откуда знаешь?
— Да все знают, — пожала плечами девушка, — что тут тайного? И не отвечайте на мой вопрос. Разрешите, я поеду, господин?
Попов молча кивнул, и Дина покинула веранду. Серега продолжал смотреть на пламенеющую в закате гладкую поверхность Нурнена и никак не мог решить, кем для него была и будет Дина. Этель он больше, скорее всего, не увидит, а если и увидит, то вряд ли она обрадуется встрече. В любовных утехах девушка, конечно, уступала Дине, но почему-то этот очевидный вывод совсем не нравился капитану Мордора, и Попов даже поерзал в кресле, пытаясь избавиться от ощущения неправильности. Ничего из этого не вышло, пришлось признаться самому себе, что хочет трех женщин одновременно, но по-разному. Дина — это неистовый гейзер, стремительный водоворот, затягивающий в свое кружение, высасывающий силы до последней капли и дарящий в ответ взрыв острого наслаждения с последующим блаженным изнеможением. Но в обычной, не интимной жизни, Попову было не совсем уютно с напористой, жесткой и острой на язык девушкой. С Этель, наоборот, хорошо в повседневности. Незаметно, одним присутствием, создавала женщина-полуэльф покой и домашнее тепло. Наконец, это была первая женщина в жизни Попова, а такие события не забываются. Все последующие соития теперь лишь отражения, удачные или не очень, того самого первого мига.