Танковое жало

Вдруг что-то темное мелькнуло на соседнем пустом огородике, на черном пятне еще голой почвы явно кто-то шевелился. Разведчик отреагировал мгновенно, он присел на корточки, чтобы укрыться за постройкой, и потянул вниз узду. Послушный конь опустился бесшумно на землю и перестал жевать. Глеб заглянул за угол, чтобы рассмотреть получше, что происходит у соседнего дома. Тот был явно обитаем: на маленьком наделе земли не было мусора; у двери на чистом крыльце стояли кирзовые сапоги, а в окне горел огонек керосинки.

Капитан долго всматривался в движения фигуры на огороде. Это был мужчина в длинном пальто, по силуэту разведчик определил знакомый покрой немецкой формы для офицерского состава. Когда крадущийся человек подобрался к крыльцу совсем близко, лунный свет отразился от стекла и на секунду осветил его лицо. Кулаки капитана Шубина сжались – это Нойман! Его предположения оказались верны, предатель и беглец пробрался на советскую территорию, рассчитывая укрыться здесь от преследования СС за гибель роты бронетехники. По всей видимости, голод выгнал его из укрытия, и теперь, позабыв о своем высокомерии и осторожности, фашист решил добыть себе пропитание у мирного населения.

Глеб не стал выдавать себя движением или окриком. Он дождался, пока лейтенант проберется, словно ящерица, почти ползком в дом, а потом одним движением перемахнул через ограду и кинулся к крыльцу. В пять шагов капитан оказался в доме, он выхватил табельный пистолет и пинком распахнул дверь из сеней в комнату:

– Hände hoch![10]

От его неожиданного появления закричала женщина, которую удерживал одной рукой Нойман.

– Hände hoch! – Грохнул выстрел в потолок, а потом дуло пистолета снова уставилось на немца.

Тот оттолкнул в сторону женщину и поднял руки:

– Тише, тише, Кох, или как там тебя зовут. Не пали. Видишь, я все делаю, как ты прикажешь!

– Legen![11]

По приказу разведчика лейтенант Нойман лег на дощатый пол. Глеб ощупал его карманы и вытащил браунинг. Он покосился на женщину, которая в страхе забилась в угол. В темноте он не мог рассмотреть ее лица.

– Не бойтесь, он вас не тронет. Это беглый немецкий офицер.

Несчастная молчала, лишь тонко всхлипывала, боясь пошевелиться.

Шубин попросил:

– Принесите веревку или ремень, чтобы связать пленного. Я сдам его властям.

Темная фигура в углу зашевелилась.

Нойман, лежащий на полу, зло прошипел:

– Зачем тебе это нужно? Что ты хочешь получить, орден? Я дам тебе больше. Золото. Ты сможешь купить себе все, что пожелаешь. – Он поднял голову, в глазах горела ненависть к настырному русскому офицеру. – Ты же обещал, ты дал слово, что отпустишь меня.

– Я сдержал его! – отчеканил капитан. – А ты – нет! Ты солгал мне, солгал своим танкистам. Ты предал дважды, себя, свою офицерскую честь и своих людей, их доверие.

– Тебе-то что, – огрызнулся лейтенант. – Ты получил то, что хотел. Славу, победу и награды от советской власти. Какого черта ты меня преследуешь, что ты прицепился? Я просто хочу свободы от всех этих войн и приказов. Мне не нравится быть военным, понял? Никого не трону, не убью, отпусти, и я исчезну, будто никогда не существовал. За что ты меня хочешь убить, я не сделал тебе ничего плохого!

– Мне – ничего, но моим товарищам – сделал. А еще ты убил своих бойцов. Ты позоришь звание офицера, ты не человек, а животное, которое не знает ни жалости, ни совести! Я не буду убивать тебя, но ты предстанешь перед военным трибуналом и ответишь за все свои преступления! И даже за эту несчастную женщину, которую ты хотел ограбить, забрать у нее последние крохи еды.

Шубин вспылил не на шутку от наглости Ноймана, который не только не раскаивался в своих поступках, а, наоборот, злился на него, считая себя правым.

Глеб повернулся к спальне, где затихла хозяйка дома.

– Нашли что-нибудь? Может, пояс от платья? Подойдет что угодно. Надо связать этого предателя и доставить в лагерь для пленных. Он понесет заслуженное наказание за все деяния!

Женщина резко шагнула из темноты комнаты, в руке она сжимала красный широкий пояс. Она сделала несколько шагов к разведчику, а потом вдруг резко замахнулась на него второй рукой, спрятанной за спиной, и ударила со всей силы по лицу. В женских пальцах была зажата бронзовая тяжелая статуэтка в виде вставшего на дыбы коня. От удара у Глеба потемнело в глазах, сознание его покинуло, и разведчик рухнул на пол рядом с Нойманом.

Очнулся капитан уже связанным, руки за спиной стягивал тот самый шелковый пояс, что принесла хозяйка дома из своей спальни. Он не открывал глаза, вслушался в разговор между ней и лейтенантом.

– Стефан, я говорила, тебе нужно быть осторожным. Кругом советские военные, надо быть очень бдительным. – Женщина причитала и при этом торопливо складывала вещи в большой чемодан.

Нойман жадно ел из котелка на столе, переругиваясь со своей любовницей:

– Все было тихо. Я не знаю, как он меня нашел. Этот принципиальный красный офицер хочет справедливости и суда надо мной. Что за идиот. Отказался от золота. Придется его ликвидировать.