Танские новеллы

Лет ей было, вероятно, за сорок. Скромная, тихая, с сохранившимися еще следами былой красоты, она была очень привлекательна.

— Я давно уже слыхала о вашей исключительной талантливости, — обратилась она с улыбкой к Ли И, — а теперь, видя вашу прекрасную внешность и изящные манеры, понимаю, что это была не пустая слава. У меня есть дочь, хотя она и плохо образована, но внешность ее не уродлива, и она могла бы оказаться подходящей вам парой. Я часто слышала от госпожи Бао о вашем желании и готова сегодня же приказать дочери служить вам с плетушкой и метелкой[153].

Ли И начал благодарить ее:

— Я, такой безобразный, глупый, не стою и взгляда вашей дочери; но если удостоюсь чести быть ее избранником, то в жизни и после смерти буду чувствовать себя осчастливленным. Цзин-чи приказала падать вино и закуски и велела Сяо-юй выйти к ним. Ли И встретил девушку поклоном. Ему показалось, что с ее приходом комната стала раем.

Они посмотрели друг на друга; блеск ее глаз просто ослеплял. Познакомились. Девушка села рядом с матерью; та обратилась к ней:

— Ты любишь декламировать:

Занавеску раскрывает ветер, шевеля бамбук.
Все мне кажется: подходит старый, добрый друг.

Это стихи господина Ли И. Целыми днями ты напеваешь их, мечтая о нем, так взгляни на него самого сейчас, это, пожалуй, лучше!

Смущенно склонив голову, Сяо-юй слегка улыбнулась и тихо ответила:

— Есть поговорка: «Видеть в лицо лучше, чем знать понаслышке!». Разве может талантливый муж иметь непредставительную внешность?

Тут юноша несколько раз подряд поклонился ей:

— Вы, барышня, любите талант, а я поклоняюсь красоте.

Любовь отражается в любви,
Талант и внешность совместимы, —

сказал он экспромтом.

Мать и дочь, переглянувшись, засмеялись.

Когда вино обошло присутствующих несколько раз, Ли И поднялся и попросил девушку что-нибудь спеть. Сначала она не соглашалась, но мать настояла. Голос у девушки был чистый и звонкий, пела она с большим чувством.

Когда кончилось угощение, было уже темно. Бао провела Ли И отдохнуть в западный сад. Здесь был уединенный дом с очень красивыми занавесями и портьерами. Бао приказала служанкам Гуй-цзы и Хуань-ша снять с Ли И туфли и развязать ему пояс. Вскоре вошла Сяо-юй; говорила она нежным голосом, держалась мягко и кротко. Снимая свои одежды из тончайшего шелка, она смущалась, и смущение ее было очаровательным.

Опустив полог, они легли на одной подушке и слились в любовной радости. Ли И казалось, что встречи на горе У[154] и у реки Ло[155], пожалуй, уступят их встрече.

Среди ночи Сяо-юй вдруг заплакала. Глядя на Ли И, она сказала:

— Я ведь простая певичка и сама знаю, что вам не пара. Сегодня я доверила свою красоту и любовь вашей доброте и мудрости. Но боюсь, что настанет день, когда красота увянет, а ваша милость и нежность ко мне исчезнут; и буду я тогда, как вьющееся растение без опоры, как веер, выброшенный осенью[156]. В самый счастливый момент моей жизни незаметно подкралась печаль.

Слушая ее, Ли И не мог удержаться от растроганного вздоха; притянув ее голову к себе на плечо, он сказал с нежностью:

— Сегодня сбылась мечта всей моей жизни. Клянусь, что я не расстанусь с тобой. Пусть разрежут на куски мое тело и растолкут в порошок мои кости! Как ты, жена моя, могла произнести такие олова! Прошу тебя, дай мне кусок белого шелка, и я напишу клятву.

Сяо-юй отерла слезы и приказала служанке по имени Ин-тао поднять полог, зажечь свечу и подать Ли И кисть и тушечницу. Сяо-юй все свободное время играла на струнных инструментах и очень любила стихи и каллиграфию. Все ее ящички, кисти, тушечницы принадлежали когда-то князю Хо. Из вышитого мешочка она вынула кусок белого шелка длиной в три чи и подала его Ли И. Талантливый юноша только коснулся кисти, и клятва была готова; он призывал в свидетели горы и реки, клялся луной и солнцем. Каждая фраза глубоко трогала своей нежностью и убедительностью. Кончив писать, Ли И велел Сяо-юй спрятать клятву в ящичек с драгоценностями.

С этих пор Ли И и Сяо-юй нежно любили друг друга, как зимородки, что парами летают в облаках. Два года прожили они, не расставаясь ни днем, ни ночью. Весною следующего года, когда опубликовали результаты столичных экзаменов, Ли И оказался первым в списке и получил назначение на должность архивариуса в уездном управлении уезда Чжэнсянь.

В четвертой луне, собираясь отправиться на место своего назначения, Ли устроил прощальное пиршество в Дунло. Множество его родни из Чанъаня приехало на этот прощальный пир.

В это время конец весны, со всей его красотой, переходил уже в прелесть раннего лета. После того, как гости разошлись, сердца Ли И и Сяо-юй наполнились печалью.