Танские новеллы

— За ваше положение, талантливость и репутацию, — сказала Сяо-юй, — люди очень уважают вас, и наверняка много будет таких, которые захотят связать себя с вами брачными узами. К тому же у вас в доме есть почтенные родители, но в комнате вашей нет еще жены, избранной ими для вас. Когда вы уедете отсюда, то, конечно, вступите в выгодный брак, и клятва о верности станет пустыми словами; но у меня есть маленькая просьба, которую хотелось бы вам изложить. Я навсегда отдала себя вам, но не знаю, захотите ли вы выслушать меня.

В тревоге и изумлении Ли И спросил ее:

— Чем я провинился перед тобою, что ты говоришь мне такие вещи? Скажи мне, чего ты хочешь, и я обязательно уважу твою просьбу.

Сяо-юй ответила:

— Мне теперь восемнадцать лет, вам же исполнилось двадцать два; до тридцати лет вам жениться не поздно, остается, значит, еще восемь лет. Любовь всей моей жизни хочу я вложить в эти восемь лет. А потом ведь тоже не опоздаете сделать хороший выбор в знатном доме, чтобы все было как между Цинь и Цзинь. Я же тогда отрешусь от всех мирских забот, остригу волосы, облекусь в монашеские одежды, — прежние мои желания ведь будут удовлетворены.

Смущенный и растроганный Ли И невольно заплакал:

— Когда я клялся ясным солнцем в жизни и после смерти быть верным тебе и дожить вместе с тобой до старости, то мне казалось, что этого еще слишком мало. Как же посмею я думать о других женщинах? Настоятельно прошу тебя: не сомневайся во мне и живи, как моя жена, спокойно ожидая меня. В восьмую луну я обязательно приеду в Хуачжоу и отправлю за тобой посланца; встреча наша будет не за горами.

Через несколько дней Ли И отправился на восток. Дней десять спустя после прибытия на место он попросил отпуск, чтобы посетить своих родителей в Восточной столице[157]. Не успел он еще доехать до дому, а уже мать решила женить его на двоюродной сестре из рода Лу и даже уговорилась с семьей девушки. Мать Ли И была женщина строгая и решительная, юноша не осмеливался противоречить ей, и ему оставалось только вежливо поблагодарить ее. Сразу же был назначен срок свадьбы.

Семейство Лу тоже было знатным и, выдавая дочь замуж, потребовало по договору миллион; меньше чем за эту сумму не соглашалось ее отдать. Семья Ли И давно уже обеднела, нужно было занять деньги, и юноша, обращаясь к родным и знакомым, пересек даже реки Цзян и Хуай; на все это ушло время с осени до весны. Ли И нарушил данную им клятву и сильно опаздывал с возвращением к Сяо-юй. Он ничего не давал ей о себе знать, надеясь, что она перестанет ждать его. Родных и друзей своих просил ничего ей не сообщать о нем.

Видя, что Ли И медлит с возвращением, Сяо-юй всячески пыталась хоть что-нибудь узнать о нем. Каждый день до нее доходили всякие пустые и противоречивые слухи. Сяо-юй обращалась к гадалкам, посещала шаманок, тревога ее и печаль все росли. Так прошло больше года. Она чахла от тоски в своей одинокой комнате и, наконец, тяжело заболела. Хотя писем от Ли И не было, но Сяо-юй все еще не теряла надежды. Она одаривала родных и знакомых, чтобы получить какие-нибудь новости о Ли И; на это уходило много средств, и Сяо-юй часто приходилось посылать своих служанок продавать потихоньку одежду и безделушки; чаще всего они ходили в лавку Хоу Цзин-сяня подле Западного рынка.

Как-то раз Сяо-юй велела служанке Хуань-ша отнести Цзин-сяню головную шпильку из пурпурной яшмы. По дороге служанка встретила старого придворного ювелира, который, увидев у нее в руках шпильку, узнал свою работу и сказал:

— Эта шпилька сделана мною. Младшая дочь князя Хо когда-то, собираясь делать высокую прическу, заказала мне шпильку и заплатила за нее десять тысяч монет. Я помню свою работу. А ты кто такая и откуда взяла эту шпильку?

Хуань-ша ответила:

— Моя молодая госпожа и есть дочь князя Хо. Семья разорилась, а госпожа моя подарила свою честь человеку, который уехал в Восточную столицу и не шлет о себе никаких вестей. Прошло уже два года; от огорчения и тревоги она заболела. Теперь вот приказала мне продать шпильку, чтобы можно было одарить людей, у которых она старается получить известия о нем.

Заплакав от жалости, ювелир сказал:

— Какие же они были знатные, а теперь потеряли все, вот до чего дошли! Я уже стар и, видя такую превратность судьбы, не могу совладать с печалью.

Старик привел служанку к дочери императора и рассказал той все. Растроганная рассказом Янь-сянь долго вздыхала и дала служанке за шпильку сто двадцать тысяч.

В это время Лу, невеста Ли И, была в Чанъане, а Ли И, собрав, наконец, нужные ему средства, вернулся к своей службе в Чжэнсянь. В месяц жертвоприношений[158] он снова попросил отпуск, чтобы побывать в Чанъане по своим брачным делам.

Тайно поселился он в тихом, уединенном месте, чтобы люди не знали о его приезде.