Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]

Джерек смотрел им вслед. Гул нарастал. В кабине было тесно, его спина прижималась к спине миссис Ундервуд. Ему захотелось спросить, удобно ли ей, но прежде чем он повернулся, наступила полная тишина. Голова вдруг стала легкой. Он поискал глазами миссис Персон и капитана Бастейбла, но они куда-то исчезли, и смутный мерцающий призрак черной стены был еле заметен. Наконец, он тоже исчез, и его заменила листва. Что-то огромное, тяжелое и живое надвигалось на них, и проплыв сквозь них, исчезло. Жара и холод стали невыносимыми и слились в одно ощущение. В глазах рябило бледно-размытым многоцветьем. В воздухе, которым он дышал, чувствовалась сырость, легкие уколы боли пробежали по всему телу и прошли прежде, чем его мозг сигнализировал об их присутствии. В его ушах пульсировали глубокие и медленные звуки. Он ощущал себя частью маятника, раскачиваясь в разные стороны. Джерек чувствовал тепло, исходящее от тела Амелии, прижатой к нему, но не мог услышать ее голос и не мог повернуться, чтобы увидеть ее, потому что любое движение требовало вечности, чтобы обдумать и совершить его. Джереку казалось, будто он весит тонны, что масса его распростерта на мили пространства и годы времени. Капсула наклонилась вперед, но он не выпал, что-то вдавливало и держало его. Серые волны омывали его, красные лучи перекатывались от пальцев ног до головы, пока кресло вращалось. Высокий насмешливый голос произнес его имя, или что-то вроде этого. Потом его окутали слова, все слова его жизни. Вздох — словно Ниагара поглотила его. Выдох — раздался гром Везувия. Чешуя скользила по его щеке, и мех щекотал его ноздри, и плоть трепетала близко от его губ, и трепетали нежные крылья, и дули великие ветры. Он был пропитан соленым дождем (он стал Историей Человека, он стал тысячью теплокровных зверей, он познал невыносимое спокойствие). Он стал чистой болью, большой вальсирующей звездой, он стал Вселенной. Его тело утопало в мелодии…

— Мой дорогой… мой дорогой… мой самый дорогой...

Джерек смог открыть глаза.

— Мой дорогой! Неужели это Амелия?

Но нет. Амелия была в забытьи — различил он сквозь бледную пелену в глазах. Постепенно все вокруг прояснялось, приобретало отчетливые очертания.

Вокруг сочно-зеленой поляны, куда приземлилась капсула, высились дубы, солнечный свет касался их листьев.

Раздался какой-то звук. Джерек с трудом выбрался из своего сидения и нетвердой походкой приблизился к Амелии, только что выброшенной из капсулы, которая тотчас же исчезла с пронзительным свистом. Амелия лежала без чувств.

— Амелия, — он ласково провел рукой по шелку ее волос, коснулся бархата шеи и прильнул губами к батисту рубашки, видневшейся сквозь изорванный рукав. — О, Амелия!

Едва слышным голосом она прошептала:

— Что за вольности, мистер Карнелиан? Уж не думаете ли вы, что я в беспамятстве? — она повернула голову, чтобы лучше видеть его. — Обыкновенный обморок. Возможно, легкий шок. Где мы?

— На Краю Времени. Эти деревья знакомой работы, — он помог — ей подняться на ноги. — Это то самое место, где мы впервые встретились с Латами. Вполне логично, что нас вернули именно сюда, поближе к убежищу Няни, — он рассказывал ей о своих приключениях раньше. — Корабль Латов, кстати, в нескольких шагах от этой поляны.

Она заметно занервничала.

— Мы должны разыскать ваших друзей!

— Если они вернулись. В последний раз мы видели их в Лондоне в 1896 году? Они исчезли, но вернулись ли назад? Наши цели совпадали. Скорее всего, Эффект Морфейла отправил их домой — но мы знаем, что теория Браннарта неприменима ко всем феноменам, связанным со Временем.

— Ваши разглагольствования нам не помогут, — перебила она. — У нас еще остались Кольца Власти?

Он был потрясен ее находчивостью.

— Конечно! — он коснулся рубина, обратив три дуба в большую копию Палеозойского катера из прозрачного жадеита. — В моем ранчо нас ждет отдых или оргия — все, что мы пожелаем! — он застыл в низком поклоне, пока она с непроницаемым лицом оглядывала судно. — Как вы находите двигатель из жадеита?[50] В нем нет никакой вульгарности. Мне кажется, его можно назвать изысканным. — Джерек откровенно напрашивался на похвалу.

— Довольно мило, — ответила она сдержанно.

Амелия церемонно вошла в экипаж и села на скамейку, обитую золоченой тканью. Джерек устроился на корме. Взмах руки — и лодка воспарила в небеса. Он засмеялся, снова став самим собой, Джереком Карнелианом, сыном женщины, любимцем этого Мира, и с ним была его любовь.

— Конец всем невзгодам! — воскликнул он, — Путь был долгим и трудным, но все закончилось благополучно, и теперь нас ждет наш собственный коттедж, кошка и кашка, пудинг и пудель, кольраби и крабы, крем и джем, гляссе и безе, и плов к чаю. Милая, родная Амелия, ты будешь счастлива!

Чопорно восседая в драгоценном катере, миссис Ундервуд поймала себя на мысли, что болтовня Джерека больше не шокирует ее. Она с удовольствием разглядывала знакомые ландшафты и не упрекала Джерека за наивную фамильярность и невольную непристойность его предложений.

— Я чувствовал! — пропел он. — Я знал, что вы полюбите Край Времени.