— Смысл слов Монгрова в том, что никто не будет воскрешен после апокалипсиса.
— Тогда никто не будет чувствовать себя в проигрыше, — они плыли вниз, к полу, все еще полному слабыми трепыхающимися птенцами ястреба, но многие уже окочурились, поскольку Вакака Накоока запамятовал накормить их. Джерек рассеянно распылил всех птиц, что помогло им опуститься и встать там, глядя вверх, на гостей, веселье которых приобретало нездоровый размах.
— Я думал, вы считаете, что мы будем жить вечно, Амелия? — сказал он, все еще глядя вверх.
— Это моя вера, а не мнение.
Джерек не уловил разницу.
— В посмертной жизни, — сказала она, пытаясь говорить с убеждением, но ее голос дрогнул, — Ладно, возможно, существует Посмертная Жизнь, хотя и трудно вообразимая. О, так нелегко сохранить обычную веру…
— Это конец Всего! — продолжал Монгров откуда-то из-под горы роз. — Вы проиграли! Вы не слушаете! Вы не понимаете! Остерегайтесь! О, остерегайтесь!
— Мистер Карнелиан, давайте попытаемся вразумить их. Они должны выслушать Лорда Монгрова!
Джерек покачал головой.
— Амелия, он повторяется. Все это слышали тысячу раз. Разница невелика. Разве информация Юшариспа не идентична той, которую он принес в первый раз во время вечеринки Герцога Африканского. Она мало значит…
— Для меня она значит много.
— Каким образом?
— Лорд Монгров подобен пророку, которого никто не слушает. Библия полна таких историй.
— Тогда нам не нужно новых.
— Вы что, издеваетесь надо мной?
— Что вы, у меня и в мыслях не было…
— Тогда помогите Монгрову.
— У нас слишком разные темпераменты. Браннарт утешил бы его вместе с Вертером де Гете и Ли Пао. У него много друзей, кто будет это слушать. Они соберутся вместе и договорятся, что все, кроме них, недоумки, что только они знают правду и знают выход из любой ситуации. Это подбодрит их и не испортит никому удовольствия. Насколько мы знаем, их выходки всегда забавны.
— «Забавны» — это ваш единственный критерий?
— Амелия, если это доставит вам удовольствие, я пойду сейчас к Монгрову и буду стонать вместе с ним, но мое сердце будет против этого, любовь моей жизни, радость моего существования.
Она вздохнула.
— В ваших словах появился здравый смысл, дорогая Амелия.
— Простите. Наверное наше вмешательство бесполезно. Неужели Монгров позирует?
— Не только он. Не то, чтобы он был неискренен, просто он выбрал эту роль, хотя знает, что есть много других интересных мнений, не менее ценных, как и его собственное.
— За несколько коротких лет, которые остались… — донесся голос Монгрова, сейчас более отдаленный.
— Он уверен в своих словах?
— И да, и нет. Но он склонен верить полностью. Это сознательное решение. Завтра он примет совершенно другое решение, если ему наскучит эта роль (а я подозреваю, что она ему наскучит, потому что он наскучил другим).
— Но Юшарисп так чистосердечен.
— Жалко беднягу.
— Значит, для мира нет надежды?
— Юшарисп верит этому.
— А вы нет?
— Я верю всему и ничему.
— Я никогда прежде не понимала этой философии Конца Времени.
— Полагаю да, — он огляделся вокруг себя. — Я не думаю, что мы увидим здесь Лорда Джеггеда. Он мог бы объяснить вам эти вещи, так как любит обсуждать абстрактные вопросы. Я никогда не имел к этому склонностей, предпочитая делать вещи. Я — человек действия, как вы смогли заметить. Без сомнения, это связано как-то с тем, что я — продукт естественного деторождения.
Ее глаза, когда она посмотрела на него, были полны тепла.
Глава тринадцатая
Честь Ундервуда
— И все-таки что-то не то. Попробуем еще раз.
Джерек послушно уничтожил западное крыло. Они перестраивали ранчо. Красно-кирпичная готика Бромли уступила место настоящей готике средневековой Франции и Бельгии. Новое строение было больше, воздушней и легче прежнего, с узкими точеными башенками и причудливой формы окнами.
— Слишком помпезно, — сказала она, в задумчивости потирая подбородок. — Для Бромли это целый дворец, но здесь оно выглядит жалкой лачугой.
— Если вы воспользуетесь своим собственным аметистовым Кольцом Власти… — пробормотал он.
— Я все еще не доверяю этим вещам, — но она повернула Кольцо, одновременно загадав желание.
Сказочная башня, мечта ее детства, возвысилась перед ними. У Амелии не поднялась рука уничтожить свое творение.
Джерек в восхищении замер перед изысканным стодвадцатифутовым гигантом, увенчанным двумя башенками с красными коническими крышами, под которыми в полупрозрачном переливе красовались крошечные окошечки.
— Прекрасный образец типичной архитектуры Эпохи Рассвета, — похвалил ее Джерек.
— Вы не находите ее чересчур вычурной? — спросила Амелия, оробевшая от своих достижений.
— Эталон полезности!
— Вряд ли, — она покраснела.
Ее собственное воображение, ставшее конкретным, удивило ее.
— Еще! Вы должны сделать еще!