Танцовщица и султан (СИ)

— Снова забываешься. Помни, с кем разговариваешь, поверь, тебе же будет лучше. — В его голосе хрустел лед. Он снова сделал шаг вперед, а я — на голом инстинкте — три назад, и по его губам скользнула усмешка. — Знаешь, все мужчины по природе охотники. Когда женщина так убегает — возникает желание поймать.

Мне всерьез хотелось при этих словах почувствовать такое же отвращение, как к «хозяину», но его не было. Не было, и все…

Дура, что с меня взять.

Отвернувшись, быстрым шагом пошла назад, будто гонимая демонами, но дверь захлопнули прямо перед носом, прижав к ней же, поймав в ловушку.

Безумное сердце забилось быстрее — не от страха. От этой близости, взгляда…

Черт, ну это уже совсем ни в какие рамки…

— Я тебя не отпускал.

— Мне сейчас противно вас видеть. — Честно и с чувством призналась я, — Надеюсь, вы позволите мне такую приятную малость, как уйти? — Прежде чем я потеряю терпение и расцарапаю тебе лицо — так и хотелось добавить мне.

Он молчал, потому, оттолкнув его, я быстро выбежала из покоев.

И поняла, что влипла, как никогда.

* * *

Порой, как, например, сейчас, мне кажется, что нет ничего глупее, чем вера в людей. В теории знаем, что все мы разные, но на практике судим всегда со своей колокольни, и потому люди никогда не оправдывают лучших надежд. А кого обвинить в том, что это приносит такое болезненное разочарование? Никого, кроме себя, ну и, может быть, природы — потому что обделила мозгами.

Первое время гнев, злоба и равнодушие сменяли друг друга, пока я силилась понять: почему так остро реагирую на вполне ожидаемые поступки и почему они совершены именно так, а не иначе?..

Едва вернулась в гарем — злая, как фурия, меня «обрадовали» новостью, что со следующего дня я буду одной из личных служанок повелителя.

В гареме у таких девушек было двоякое положение: с одной стороны, они были такими же рабынями, как и остальные, тоже могли стать фаворитками, но до этого оставались служанками, выполняющими сто функций сразу. Таких девушек обычно немного и они на вид довольно невзрачные, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Сама накаркала.

Гарем повелителя, как и запомнился мне, был намного больше и богаче, чем гарем «хозяина», девушки в нем — ухоженнее и красивее. Высокий сводчатый потолок, причудливые узоры с позолотой, легкие дупаты, скрывающие всеобщую спальню, маленькие столики, уютные софы, красивые окна. Создавалось ощущение торжественности, и в то же время уюта.

И снова на меня налетели толпы девушек, будто куры на корм.

— Ну и кто ты у нас такая? — Спросила нарядная рыжая с хитрыми янтарными глазами, — Кажется, я тебя где-то видела раньше…

— Уж не ты ли та дама, что побывала тут не так давно? — Вставил кто-то.

Я только сухо кивнула.

— М-да, неразговорчивая, — прицыкнув, подытожила рыжая, сочувственно глядя на меня, — Давайте не будем пока приставать. Помните, в каком состоянии сами сюда прибыли? Захочет — сама расскажет.

Спасительница.

Подняв голову, я благодарно взглянула на нее и благодарно улыбнулась — все, на что способна. А потом ненадолго осталась одна.

Ни слез, ничего подобного, больше не было. Был только праведный гнев и мрачная решимость действовать наперекор — судьбе, чужой силе и власти. Сказал султан, что я теперь «его»? Ну это мы еще посмотрим. «Во мне всегда жила страсть противоречить», как говорил Лермонтов. Хотел русской любви — получит в полном объеме. Пусть только потом не жалуется.

В конце концов, от графской семейки я сбежала, от «хозяина» — тоже… Как там в той сказке? «И от дедушки ушел, и от бабушки ушел…», и от тебя, султанчик, уйду.

О плане, конечно, говорить рано. Я еще слишком мало знаю эти места, но одно могу сказать точно: этот дворец охраняется в десятки, нет, в сотни раз лучше, чем особняк «хозяина». С другой стороны, слабое место найти может и можно, но крайне трудно и займет много времени.

Второе, конечно, сближение с местными — тахри, евнухами, девушками (жен, кстати, у султана пока нет — значит, вся та желтая пресса, прочитанная мной перед балом в Тарисхоне, врала). Все как и в прошлый раз, мда… Еще бы суметь притвориться невинной овцой, при этом не позволяя нападать на себя. А ведь будут, уж коли его величество соизволил обратить на меня свое внимание. Тьфу. Ну, мне палец в рот не клади, и пусть я выбрала образ тихони — в тихом омуте, как известно, черти водятся.

Ну и последнее… казалось слишком уж зыбким, пугающе нереальным. Повелитель… только с его разрешения наложница может легально покинуть дворец. Может, попробовать… втереться к нему в доверие? Но нет, черт возьми, тут путь только через постель. От дружеского интереса так глаза не горят, и из-за него не запирают в гареме.

«Не ври, что ты так уж против» — Фыркнуло мое неверующее подсознание, но я с ужасом закинула эту мысль куда подальше.

Отбросив на неопределенное время недоработанные идеи я взялась уже за то, что имею, а значит — руки в ноги, и вперед.